Военно-медицинская акаМЕДия
Шрифт:
«НУВОТБЛЯ» — почти полное удовлетворение результатом работы военнослужащего. Употребляется крайне редко. Чаще используется в конце очередного акта дефекации при рассмотрении сотворённого и уже отчуждённого.
«ДИТЫНАХ» — свойское обращение, утверждающее невозможность предоставить курсанту отпуск, увольнение или отсутствие в наряде.
Разумеется, Будилко также использовал и прочие слова, вроде: «вот», «эх», «на», а когда напивался: «пы», «хы» и «мы», но за речь всё это не считал, стараясь не изменять основному словарю.
В остальном замначфак был душка. За факультет радел и дурака почти никогда не включал.
Кроме
Выбор же относительно места укрытия оказался прост. Исчезнуть необходимо следовало именно в рундук. Главное не в первый и не в последний. Опасность раскрытия. Лучше занять какой-нибудь из средних шкафчиков, в них-то он явно не заглянет. Под кровать же лучше ни в коем случае не лезть, поскольку это пространство легко просматривалось при самом незначительном наклоне.
Кроме того, в своём развитии подполковник Будилко не смог удалиться от земли далеко (здесь: имел низенький рост), и по факультету блуждала байка о том, как он, заприметив под кроватью прячущегося курсанта, не спеша подошёл и плюхнулся со всей дури сверху. Говорят, что на лбу у несчастного (несчастный здесь курсант. — Авт.) на всю жизнь остался след в клеточку. След от железной решётки. Прямо на лбу. «Как-то не хочется получить на память решёточку», — подумал Костян и окончательно остановился на рундуке.
Пока Костя раздумывал о месте своего временного захоронения, в коридоре дневальный громко и по-военному отчеканил: «Смирно! Дежурный по курсу, на выход!», после чего по палубе раздались бегущие шаги дежурного. «Блин, Будилко уже здесь», — осознал Костик и, не одеваясь, в одних синих военных труселях, нырнул в облюбованный двумя минутами ранее рундук.
Конечно, «нырнул» — это я громко сказал. Курсантский рундучок, он больше именно рундучок, нежели рундук. Это вам не гардеробная начальника Акамедии. Сильно там не разгуляешься. Костик об этом знал не понаслышке. Аккуратно раздвинув висящие фланки и кителя, он сложился вчетверо и, кряхтя, словно пенсионер, занял каждую свободную частицу своей временной обители.
Внутри оказалось ещё хуже, чем это представлялось снаружи. Стены давили, коленки упирались в ушные раковины, и рукам ничего не оставалось, как смиренно сложиться венком вокруг головы. В тот момент Константин осознал, как тяжело живётся трём категориям граждан: йогам в древнем Тибете, младенцам в утробе матери и прочим товарищам, вынужденным находиться в подобной незатейливой позе.
Александр Иванович расхаживал по кубрикам с явным нескрываемым удовольствием. «Вот что значит второй курс, — думал он. — И порядок тебе, и под кроватями никто не прячется, и в рундуках всё цивильненько. Это тебе не разгильдяи с четвёртого», — радовался зам образцовой нераспущенности Газоновского курса.
За подобными мыслями он и открыл дверь кубрика № 49, в котором затаился уже не годный к службе, но всё ещё находящийся на ней подчинённый. Подчинённый же даже и не заметил, как вошёл Будилко. Да это и не мудрено. Во-первых, пока замначфак шарился по курсу,
Будилко оказался отрешён от Костиковых проблем. Он величаво прошагал по комнате и остановился у рундуков. Скорее формально, нежели с умыслом Александр Иванович открыл один из представших пред ним отсеков для одежды. Из четырёх в ряд стоящих рундуков он открыл именно тот, в котором сидел полуголый Костя Ш., и…
Замначфак, которого и динозаврами-то не испугаешь, в ужасе отпрыгнул от рундука, издав наидичайший крик ужаса, на что в ответ тоже получил не менее подобный крик. Внутри рундука аналогично не ожидали подобной встречи.
Дневальный, сопровождающий начальство, от проявления эмоций отказался.
Объясняться всё же пришлось…
Лекция 21 ПРО ЭКЗАМЕНЫ
Опытные рабочие, не издевайтесь над молодыми.
Молодого рабочего обучим и подымем.
Вот так подполковник Будилко чуть не заработал свеженький инфаркт миокарда. Злые языки говорят, что перзам после того случая больше рундуки у курсантов не проверял и вообще как-то реже стал ходить по курсам, меньше контролировать подчинённых и совсем замкнулся в себе. Замыкание выражалось в плохом сне и кратном увеличении объёма принимаемых градусосодержащих жидкостей.
Костик же вскоре убыл домой и впоследствии доучивался в гражданском медицинском институте. И, нужно сказать, довольно успешно доучивался. Ах, такого бойца потеряли! В нашей же Акамедии с уходом последнего мало что изменилось. Жизнь продолжала кипеть и бить ключом. И всё, разумеется, по голове. Особенно страшными оказались «ключи», появляющиеся во время очередной экзаменационной сессии. У нашего курса, к слову, вновь выползли несколько вновь подоспевших экзаменов. Вот как раз на одном из подобных испытаний чуть и не завалился Витёк Карабинов (по традиции индейцев, что свято хранят и чтут курсанты, его называли просто Витька-Ствол), хотя и изучил предмет достаточно кропотливо. А сдавал Витёк ни больше ни меньше, как медицинскую микробиологию.
Дабы понять, насколько опасен для рядового академика данный предмет, мы не будем вспоминать то опальное занятие двенадцатого взвода, а обратимся в недалёкое прошлое, когда на кафедру микробиологии пришёл гений списывания Виталик Инфузорин-Бактериофагов.
Сразу требуется озвучить, что Виталик действительно являл собой талант. Или даже Талантище. Или нет, даже Талантюшище. Именно так, Талантюшище! Несмотря на самые сложные условия существования, данный юноша умудрялся списывать на каждом божьем экзамене. Ты его хоть под самым носом препода посади, а всё равно на любой билет в самых разных закромах своих шпаргалок он легко тебе найдёт нужные ответы. Не миновала сия практика и экзамен по микробиологии. Несмотря на то что Виталя сидел на первой парте, он про бактерий написал абсолютно всё, использовав целый лист А-четыре с двух сторон.