Военно-морской шпионаж. История противостояния

Хухтхаузен Питер

Судно-спасатель по виду напоминало платформу для подводной добычи полезных ископаемых. Оно опустило под воду когтеобразное устройство, смонтированное на конце плети, состоящей из труб и тросов и имеющей длину 3 мили, захватило самую крупную секцию из останков корпуса лодки, и начало поднимать ее на поверхность. Физику этого трюка можно сравнить с попыткой снять шляпу с головы прохожего на Пятой авеню с помощью удочки рыбака, сидящего на крыше небоскреба «Эмпайр стейт билдинг» в Нью-Йорке. По мере того как останки лодки, удерживаемые механическим захватом, приближались к поверхности воды, некоторые элементы корпуса отрывались от него и вновь уходили вниз. Носовую часть корпуса подняли из воды и уложили на плавучую баржу для осмотра. После тщательной подготовки, специалисты по конструированию лодок, судебные эксперты и инженеры спустились внутрь скрюченных останков лодки

и стали копаться в вызывающих суеверный страх останках того, что было на лодке. Они хотели отыскать кодировочные книги и боеголовки — бесценные трофеи разведки. Найденное потрясло их.

Внутренняя часть корпуса, хоть и была искалечена огромным давлением на глубине, ясно показывала очень грубую конструкцию лодки. Стальные плиты корпуса имели разную толщину, а сварка оказалась грубой и неравномерной. Одна секция корпуса была усилена деревянными распорками; между внутренними и внешним корпусами лодки спасатели обнаружили балласт в форме сотен свинцовых грузиков, которыми, очевидно, вручную регулировали дифферент лодки. Присутствие таких примитивных устройств шокировало американских специалистов по конструированию лодок, которые предположили, что подобные грубые меры были предприняты для устранения серьезных дефектов устаревшей конструкции. Изъяны, обнаруженные в корпусе лодки, резко контрастировали с технически современными боеголовками на торпедах и ракетах.

Американцы извлекли из корпуса лодки останки по меньшей мере шести членов экипажа, которые были потом перезахоронены в море с соответствующими военными почестями. Все это снималось на видеокамеру — как подтверждение того, что захоронение было проведено с достоинством; при погребении исполнялся гимн Советского Союза.

По мнению американского исследователя Н. Польмара, операция не достигла своей основной цели, которая состояла в восстановлении до исходного состояния одной или несколько ракет Р-21 (SS-N-5) и криптографического оборудования.

В ходе операции было поднято и другое ценное оборудование, включая книги по секретной радиосвязи и компоненты ядерных боеголовок от двух торпед. Внутренняя часть корпуса лодки и останки членов экипажа имели явные признаки радиоактивного облучения, полученного от поврежденных ядерных боеголовок торпед.

В 1989 г. публикации в советской прессе о гибели К-129 дали советскому ВМФ новый предлог для получения ответа от США и возможность выйти на сотрудничество в выяснении многих других инцидентов с подводными лодками. Советские представители на ежегодной встрече в рамках соглашения о предотвращении инцидентов на море, подписанного флотами СССР и США в 1972 г., безуспешно пытались получить информацию о К-129. Советский ВМФ неоднократно предлагал подвести подводные лодки под действие вышеназванного соглашения; американские ВМС также последовательно отказывались рассматривать эти предложения. Американские офицеры упорно настаивали на том, что соглашение должно по-прежнему затрагивать только надводные корабли и самолеты; наложение ограничений на любую американскую подводную лодку нарушило бы традиционную автономность действий американских подводников.

В 1975 г. первая попытка получить подтверждение от американского правительства о подъеме К-129 дала небольшой результат, когда госсекретарь США Г. Киссинджер передал советскому послу А. Добрынину имена трех советских моряков, погибших на лодке. Были опознаны останки только троих членов команды, а общее количество останков советских моряков, поднятых со дна моря, не называлось. Это была последняя информация, переданная американским правительством Советскому Союзу до его распада в 1991 г. На следующий год, в рамках подготовки к сотрудничеству, представители ЦРУ и бывшего КГБ стали встречаться для обсуждения некоторых вопросов. Во время одной из таких встреч официальные представители ЦРУ передали русским несколько документальных свидетельств подъема лодки, включая видеозапись захоронения русских моряков. В 2007 г. американское правительство передало российскому флоту еще несколько предметов с поднятой лодки, включая колокол К-129 и фотоаппарат одного из членов экипажа.

Какие бы мотивы ни стояли за попытками русских в 1989 г. узнать от американского военно-морского атташе подробности о пропавшей лодке, после появления публикации общественное мнение сфокусировалось на мне. Еще до приглашения посетить главный штаб советского ВМФ у меня была серия звонков от советских граждан и несколько звонков из газет с просьбой дать комментарий по этому поводу.

В дни, последовавшие за публикацией и моей встречей с адмиралом Макаровым, я получил много

звонков от граждан, которые представлялись близкими родственниками членов экипажа погибшей лодки. Был звонок из Ленинграда от инвалида-мичмана, потерявшего зрение во время службы на атомной подводной лодке. Он сказал, что его отец был в числе пропавших членов экипажа подводной лодки К-129. Бывший моряк настаивал на встрече, потому что у него была какая-то важная информация, которую он хотел показать мне. Помня о тягостных минутах моей встречи в главном штабе российского флота и просьбе раскрыть местоположение захоронения останков моряков, я согласился встретиться с молодым человеком из Ленинграда. По его просьбе встреча должна была произойти в сквере парка у гостиницы «Украина», которая находилась напротив американского посольства за Москвой-рекой. Для сотрудников посольства не было ничего необычного в том, чтобы прогуляться по мосту через реку к гостинице «Украина» и купить что-нибудь в газетном киоске вестибюля гостиницы, в котором всегда был хороший выбор периодических изданий.

Я подходил к парку с опасением, и колокольчики тревоги позванивали в моей голове. Был 1989 год, и «холодная война» еще не была окончена, поэтому любая заранее оговоренная встреча советского гражданина с западным дипломатом все еще являлась рискованным делом.

Парк был заполнен любителями погреться на летнем солнце. Вглядевшись в толпу, я увидел мужчину в темных очках, стоявшего у статуи в центре парка. Его поддерживала за руку женщина, которая наблюдала за моим приближением. У нее были высокие щеки, которые выдавали ее татарское или грузинское происхождение. Увидев лицо мужчины, я отшатнулся — это была нелепая маска из кожной ткани разного цвета, с сильно изуродованным носом, носившим следы пластической хирургии. Шарф закрывал большую часть его лица. Молча обменявшись сигналами опознавания, мы пожали друг другу руки и вместе пошли по парку. Был конец лета, где-то высоко в чистом небе висели редкие облака, однако подходившие с востока низкие темные тучи обещали хороший дождь.

Слепой, который коротко представился Игорем, шел медленной походкой матроса. Он был высок и строен, хотя возраст его определить было невозможно. Из-под темной куртки виднелась тельняшка, и, как у многих бывших советских военных моряков, на куртке был приколот небольшой металлический значок, указывавший на его прежнюю службу, — силуэт подводной лодки на голубом фоне со словами «дальний поход».

Игорь говорил медленно и аккуратно, словно ему было это нелегко делать, и явно глотал окончания слов. «Мой отец был инженером на ракетной подводной лодке, которую мы потеряли в Тихом океане в 1968 г. Я пошел в море, следуя примеру отца, и служил на подводной лодке электриком, дослужившись постепенно до мичмана». — Он повернулся, словно оглядываясь, и я засомневался, действительно ли он незрячий. Потом он продолжил: «Я служил на подводной лодке К-131, вооруженной крылатыми ракетами». — Игорь остановился и повернулся, дав мне возможность взглянуть на него. Он размотал шарф, закрывавший шею и подбородок, и я увидел жуткие шрамы и обезображенную плоть.

— Я обгорел на пожаре, в котором погибли четырнадцать моих сослуживцев; это случилось в июне 1984 г. в Баренцевом море. — Он вернул шарф на место и опять зашагал. Подводная лодка К-131 принадлежала к классу «Проект 675» (по классификации НАТО — класс «Экоу-II»).

Пока мы прогуливались, Игорь рассказал мне о печальном состоянии радиационной защиты и общей безопасности на подводных лодках советского ВМФ: «Я работаю с группой бывших подводников, многие из которых являются выжившими участниками различных происшествий. С помощью бывшего флотского политработника и писателя капитана первого ранга Николая Черкашина мы составляем перечень всех катастроф на подводных лодках, который мы собираемся опубликовать. Пока нас зажимают. Я отдам вам этот перечень, если вы поможете нам рассказать всю правду».

Игорь взмахнул рукой, и мы остановились. Он достал из красной заплечной сумки пластиковую папку и показал мне ее содержимое — толстую пачку исписанных от руки листов бумаги. Он быстро сунул листы в папку и передал ее мне: «Прошу вас, господин атташе, чтобы вы, пожалуйста, постарались узнать местоположение останков моего отца. Нас не интересует, поднимали ли вы, американцы, эту лодку; мы просто хотим знать местоположение перезахоронения, и было ли найдено какое-нибудь доказательство, могущее помочь в опознании мертвых». Я обещал помочь и поблагодарил его за переданный материал. Перед тем как мы расстались, спутница Игоря, о которой мне было известно только то, что ее зовут Еленой, передала мне пластиковый конверт.