Военное искусство в Средние века
Шрифт:
Сильной стороной средневековой крепости была исключительная прочность ее фортификаций. По стенам толщиной от 5 до 10 метров немощная осадная «артиллерия» того времени – камнеметы, катапульты и стенобитные машины – действовала без ощутимых результатов. Нормандская крепость, массивная и высокая, без деревянных частей, которые можно поджечь, и без расположенных у земли проходов, которые можно пробить, была способна пассивно обороняться очень долго. Даже малочисленный гарнизон мог держаться, пока не кончалось продовольствие (а также стрелы и метательные снаряды. – Ред.). Самым успешным средством против такой твердыни было, пожалуй, минирование [46] ; но если замок был обнесен глубоким рвом или возведен прямо на скале, минирование было бесполезно. Оставалось трудоемкое средство разрушения нижней части стены путем приближения под укрытием навеса, иначе «крамбола», как его тогда называли. Если была возможность заполнить ров и приблизить навес вплотную к подножию укрепления, то с простой нормандской крепостью можно было что-то сделать. До изобретения бастионов не существовало средств, благодаря которым метательные средства осажденных могли должным образом контролировать участки непосредственно под стенами. Если защитники крепости показывались над стенами – когда бывало необходимо поразить находившихся перпендикулярно под ними, – они
46
Классическими примерами применения мин (подкопов. – Ред.) в Англии был захват Рочестерского замка в 1215 г. и Бедфордского замка в 1224 г. В обоих случаях потребовалось много труда.
Успех – пускай неполный и достигавшийся с трудом – такого рода наступательных действий толкал к усовершенствованиям и оборонявшуюся сторону. Ров порой подкреплялся частоколом; иногда прямо за стенами крепости на подходящих для этого местах строились небольшие отдельно стоявшие форты. Но самыми распространенными средствами были стены в виде сегментов окружности (как в Шато-Гайяре) и выдававшиеся из стен большие башни, прикрывавшие с флангов большие отрезки стен, считавшихся слабым местом в нормандской системе фортификации. Кроме того, на стенах строили хорды – протянувшиеся вдоль верха этих стен выступавшие на несколько футов и поддерживавшиеся встроенными балками деревянные галереи с продолговатыми отверстиями в полу, сквозь которые просматривалась и простреливалась земля у подножия стен. Таким образом, осаждавшие, как бы близко они ни прижимались к стенам укрепления, больше не могли выйти из радиуса действия метательных средств оборонявшихся. Недостатком такой галереи было то обстоятельство, что, будучи деревянной, она подвергалась риску быть подожженной зажигательными средствами, метавшимися катапультами осаждавших. Поэтому вскоре деревянные хорды уступили место каменным.
Более важным было использование фланговых (угловых) башен [47] , еще одно важное усовершенствование оборонявшейся стороны. Это давало возможность вести перекрестный огонь с флангов по местам, выбранным для наступления осаждавшими. Эти башни также давали возможность отрезать захваченную часть стены от сообщения с остальными укреплениями. Путем закрытия окованных железом башенных дверей с обеих сторон бреши противник оказывался изолированным на захваченном участке стены и не мог продвинуться ни вправо, ни влево, не штурмуя башню. Это усовершенствование обороны снова лишало наступление силы. Единственным орудием, возможно способным заставить сдаться хорошо защищенное укрепление, оставался голод, и посему крепости больше осаждали, нежели брали штурмом. Осаждавшие, соорудив линию осадных сооружений и укрепленный лагерь, ждали, когда голод сделает свое дело [48] . Заметим, что, укрепив свои позиции, он получил преимущества обороняющейся стороны, отбивающей атаки идущих на помощь войск. От других средств, таких как попытки поджечь здания внутри обложенного города, отрезать водоснабжение или взять его ночным штурмом, было мало пользы.
47
Возрождение древнеримской фортификационной системы.
48
Как, например, поступил Эдуард III с городом Кале. Он укрепил все возможные подходы для отражения идущей на помощь французской армии и спокойно ожидал, пока стойко оборонявшиеся горожане лишатся сил от голода. (В России таких примеров было много. В ходе героической обороны Смоленска (1609 – 1611) из гарнизона в 5,4 тыс. осталось только 200 воинов (один воин на 20 – 30 метров стены), из 80 тыс. горожан в живых осталась десятая часть. Только тогда поляки сумели ворваться в город. А осада Троице-Сергиева монастыря (сентябрь 1608 – январь 1610 г.) закончилась победой защитников (2,2 – 2,4 тыс., затем более двух третей погибло и умерло от голода и цинги). Поляки и их пособники, потеряв около 10 тыс. из 15 тыс. первоначально, вынуждены были отступить. – Ред.)
Число и прочность крепостей в Западной Европе объясняют явную тщетность многих кампаний того периода. Страну нельзя было быстро завоевать, когда каждую область охраняли три-четыре замка или обнесенных стенами города; прежде чем взять любой из них, требовалась многомесячная осада. Кампании имели тенденцию превращаться либо в грабительские набеги, либо в длительные осады какой-либо крепости. Изобретение пороха было первым преимуществом, оказавшимся в руках наступающей стороны за три столетия. Однако и артиллерия еще долгие годы давала весьма незначительный эффект. Взятие Константинополя (1453) Мехмедом II было, пожалуй, первым событием европейского значения, в котором артиллерия играла главную роль.
Прежде чем перейти к рассмотрению новых видов боевой мощи, положивших конец превосходству феодальной кавалерии, было бы неплохо бросить взгляд на такие интересные военные кампании, как Крестовые походы. Принимая во внимание их необычный, особый характер, можно было бы ожидать от них больше результатов, чем проследить на деле. Сталкиваясь с непривычной для них тактикой, западное рыцарство неизменно приходило в замешательство. В сражениях вроде Дорилейского (1097) их спасла от катастрофы только неукротимая энергия; потерпев поражение тактически, они выпутались из беды единственно благодаря отчаянным усилиям. (В битве при Дорилее турки-сельджуки опрокинули конницу колонны Боэмунда (все крестоносное войско из-за большой численности двигалось двумя колоннами), затем сумели ворваться в вагенбург из повозок, обороняемый пехотой, где устроили резню. Но вторая колонна крестоносцев, колонна Готфрида, находившаяся в нескольких километрах, пришла на помощь, атаковала турок, расположив в центре боевого порядка пехоту и на флангах конницу, и обратила их в бегство. – Ред.) В довольно спорных случаях, как, например, в Антиохии (1098), они имели такое же превосходство над восточной конницей, какое до этого демонстрировали, как правило, византийцы. Но после недолгого знакомства с западной тактикой турки и сарацины отказались от крупных сражений. Они обычно действовали большими группами легкой кавалерии, быстро перемещавшейся с места на место, отрезая обозы и нападая на отдельные части. В XII веке крестоносцам редко представлялась возможность ввязаться в решительные сражения, которых они так жаждали. Мусульманские предводители были готовы сражаться только тогда, когда превосходство было безраздельно на их стороне; обычно же они уклонялись от боя. (Однако в 1187 г. Салах-ад-Дин разбил крестоносцев при Тивериадском
Если и говорить о каких-либо изменениях, внесенных крестоносцами в способы ведения в Европе войны благодаря опыту, обретенному на Востоке, то они, за исключением усовершенствований в фортификации, не имели большого значения. Греческий огонь, если его состав был действительно установлен, кажется, мало применялся на Западе; конные лучники, скопированные с конницы турецких султанов и других мусульманских правителей, не отличались большими военными успехами; сабли, мавританские копья, булавы всадников [49] и кое-какое другое оружие вряд ли заслуживают упоминания. В целом военные достижения крестоносцев были на удивление невелики. Европейский мир полностью игнорировал их опыт. Когда через 150 лет западная армия снова оказалась перед лицом восточного противника, она совершила при Никополе (в 1396 г.) на Дунае точно такую же ошибку, которая привела к проигрышу сражения у Эль-Мансуры в дельте Нила.
49
Она позаимствована либо у Византии, либо у сарацин; довольно заметно отличается от грубой дубины, которая изредка встречается в более ранние времена, как, например, в руках епископа Одо в битве при Гастингсе (чтобы «не проливать христианскую кровь», епископ действовал дубиной-палицей, круша головы англосаксов. – Ред.).
Глава 5
ШВЕЙЦАРЦЫ
1315 – 1515 гг.
От сражения при Моргартене до сражения при Мариньяно
РЕПУТАЦИЯ, ВООРУЖЕНИЕ, ФОРМИРОВАНИЕ
В XIV веке, после тысячелетнего периода нахождения на вторых ролях, пехота наконец вновь обрела свою долю военной значимости. Почти одновременно с этим оформились два народа, утверждавших свое влияние в европейской политической жизни благодаря высокой боеспособности своих пеших войск. Они отличались особой манерой военных действий, как отличались и национальными особенностями и географическим положением, но ни тот ни другой никогда не сходились ни на мирной, ни на военной стезе, что фактически делало их союзниками в борьбе с войсковыми формированиями, набранными из рыцарей. Рыцарям, которые так долго тиранили население Европы, теперь приходилось признавать превосходство других в военном искусстве. На победную стезю вставали пехотинцы (и прежде всего лучники) Англии и уроженцы Альп, горожане, скотоводы и земледельцы Швейцарии.
Если войну свести к ее простейшим составным частям, то обнаружится, что существует всего два способа встретить и разгромить противника. Его нужно поражать либо прямым ударом, либо метательным снарядом. В одном случае победители одерживают верх, лично бросаясь на противника и поражая его благодаря своему численному преимуществу, весу, силе, превосходству своего оружия или лучшему владению оружием. Во втором случае они берут верх благодаря такому непрерывному смертельному ливню метательных снарядов, что либо уничтожают противника, либо заставляют отступить, не давая ему приблизиться. Каждый из этих способов может сочетаться с применением самого различного оружия и самой различной тактики и открыт для бесчисленных вариаций. На протяжении истории оба способа попеременно утверждали свое преимущество: в раннем Средневековье явно преобладала тактика рукопашных схваток, в первые века новой эры им на смену пришли метательные средства [и снова это произошло в механизированных войнах XX века].
Английские лучники, швейцарские копейщики и алебардисты представляли эти два крупных вида боевых средств в их простейших, самых первоначальных формах. Посредством одного полагались на возможность отразить атаку противника путем скорой и точной стрельбы. Посредством другого можно было гнать намного превосходившего численностью противника неудержимым ударом и мощным нажимом сомкнутой колонны, ощетинившейся частоколом алебард и копий. Испытанные в схватках с прежде господствовавшей в Европе закованной в броню конницей, оба этих способа оказались достаточными, чтобы обеспечить победу тем, кто их применил. (Английские лучники праздновали победы только в начальной стадии Столетней войны, начиная с Орлеана французы нашли против них контрмеры; Столетняя война была проиграна и Англией, и лучниками. – Ред.) С этого времени вся средневековая военная система претерпела основательные изменения. До сих пор неоспоримое превосходство конной атаки было подвергнуто сомнению, вследствие чего произошла череда удачных и неудачных экспериментов с сочетаниями действий конницы и пехоты, тактики рукопашного боя с тактикой использования метательного оружия. Позже усложненная применением огнестрельного оружия, эта борьба продолжается по сей день.
Швейцарцев XIV и XV веков с большой долей правдоподобия сравнивают с римлянами ранней республики. У швейцарцев, как и у римлян, глубочайший патриотизм сочетается с известной долей меркантильности. У обоих непоколебимая отвага и готовность к высочайшему самопожертвованию соседствовали с жестокостью, презрением и равнодушием к правам и обычаям других. Успешная борьба за независимость вскоре переросла у обоих народов в военную гордыню, породила захватнические и грабительские войны. Как соседи, оба народа были невыносимы из-за своего высокомерия и склонности оскорбляться по малейшему поводу [50] . С противниками оба обращались с преднамеренной и безжалостной жестокостью. Беспощадность, которая представляется чуть ли не простительной у патриотов, до последнего защищающих родную землю, становится жестокостью в агрессивных войнах и достигает вершин бесчеловечности, когда душегубом бывает простой наемник, воюющий за дело, к которому у него нет никакой национальной причастности. Какой бы отвратительной ни была кровожадность римлян, им было далеко до бессмысленной жестокости наемной швейцарской солдатни, проявленной на полях боя в XVI веке [51] .
50
Возьмем, например, случай, когда один аристократ из г. Констанц отказался принять под заклад бернский плапперт (мелкая монета) и презрительно назвал изображенного на монете медведя коровой; Швейцария восприняла это как национальное оскорбление и опустошила территорию Констанца без объявления войны.
51
При Новаре, например, они после сражения предали смерти несколько сот пленных германского происхождения (6 июня 1513 г. наемное войско миланского герцога Максимилиана Сфорца разбило французов маршала Ла Тремуйля).