Военное искусство в Средние века
Шрифт:
У Лаупена (1339) впервые чуть ли не с римских времен пехота, построившаяся в чистом поле на равнине без какой-либо поддержки конницы (между тремя баталиями швейцарцев находились небольшие отряды конных рыцарей. – Ред.), противостояла армии, состоявшей из всех мыслимых родов войск и превосходившей ее численно [59] . Через 24 года после разгрома герцога Леопольда швейцарские конфедераты и их вновь обретенные союзники из Берна встретились в долинах Аре и Роны с силами феодальной знати, а также городов Лозанны, что на берегу Женевского озера, Базеля и Фрайбурга, враждовавшего с Берном. Боевой порядок рыцарского войска состоял из двух групп. Справа была построена фрайбургская пехота, слева – рыцарская конница. Для скрытного обхода левого фланга бернцев и атаки их с тыла был выделен отряд конницы. Швейцарцы образовали три баталии, что впредь стало их обычным боевым порядком. Они были под единым командованием Рудольфа фон Эрлаха, которому, очевидно, и принадлежит заслуга первого применения данного построения. Центральную, главную, баталию образовали бернцы, вооруженные в основном копьями. Фланги были оттянуты назад, правый состоял из воинов трех старых кантонов, все еще использовавших алебарды в качестве главного оружия, а левый составили остальные
59
У Баннокберна шотландцы хорошо использовали конницу, которая, хотя и не была очень сильной, дала им преимущество, чего не было у швейцарцев у Лаупена.
Эрлах дал возможность войску противника начать наступление вверх по склону, на котором заняли позицию швейцарцы. Когда противник достаточно ввязался в бой, он пустил в ход свои две баталии, ставя исход боя в зависимость от их способности сносить все на своем пути. Фрайбургской пехоте в центре оказалось не по силам тягаться с главной баталией (бернцами); твердым нажимом бернцы оттеснили фрайбуржцев, смяли передние ряды и опрокинули остальных. Отряд рыцарского войска, завершив обход через лес, атаковал арьергард бернцев и опрокинул его. Часть арьергарда бернцев укрылась в лесу, часть бежала по дороге на Берн, а рыцари противника из этого отряда в дальнейшей битве участия не принимали. Правая баталия швейцарцев, видя успех в центре, двинулась вперед, но была контратакована рыцарями левого фланга противника. Однако горцы стояли как скала, выдерживая непрерывные атаки, и успешно продержались весь критический период, в течение которого пехота противника в центре изгонялась с поля боя. Затем центральная баталия швейцарцев атаковала рыцарскую конницу врага, наседавшую на правую баталию швейцарцев, с тыла и обратила рыцарей в бегство.
Сражение при Лаупене не было таким кровопролитным (рыцарское войско потеряло около 4 тысяч) и драматичным, как Моргартенское, но оно принадлежит к трем великим сражениям, которые знаменуют начало нового периода в истории войн. Первым откровением мощи хорошей пехоты явился Лаупен. (Хорошо обученная пехота отлично показала себя при Леньяно (1176), при Бувине (1214), при Куртре (1302). – Ред.) Швейцарцы совершили подвиг. Семь лет спустя феодальной коннице пришлось усвоить еще более поразительный урок, когда при Креси (1346) рыцарей встретили лучники. Облаченный в броню всадник оказался бессильным взломать фалангу копейщиков, бессильным приблизиться к военному строю, откуда его настигали смертоносные стрелы, но старая традиция, отводившая всаднику самое достойное место в военных делах, длилась еще сотню лет, хотя дни конницы были уже сочтены. Порядки, тесно связанные со Средневековьем, его образом мыслей, не могли исчезнуть ни после одного поражения, ни после двух десятков. (При благоприятных условиях (а не как при Креси, где французские рыцари пошли в атаку после дождя по грязи, да еще вверх по склону) тяжелая конница могла разгромить противника и в XV, и в XVI, и в XVII, и в XVIII вв. И даже в период Наполеоновских войн атаки кирасиров были сокрушительными. – Ред.)
Земпах (1386), третья большая победа швейцарских конфедератов, наряду с менее известным сражением у Арбедо, представляет особый интерес. В обоих сражениях предпринимались попытки разбить швейцарскую баталию тем же способом, какой делал ее такой грозной. Герцог Леопольд, племянник Леопольда Баварского, разбитого при Моргартене, несомненно помня о беспомощности конников у Лаупена, заставил своих рыцарей спешиться; так же поступили англичане сорока и тридцатью годами раньше (при Креси в 1346 г. и Пуатье в 1356 г.), получив отличные результаты.
Земпахское было сражением, где обе армии сошлись, не имея времени развернуться. Однако в данном случае инициативу проявил герцог Леопольд. Он шел в обычном походном порядке с отрядом, в котором, возможно, насчитывалось менее полутора тысяч тяжеловооруженных всадников (3 – 4 тысячи всадников и до 2 тысяч пехотинцев). Он со своими конниками в авангарде продвинулся до селения Хильдесриден, к востоку от Земпаха, который феодалы обложили, и там неожиданно столкнулся со спешившим навстречу авангардом швейцарцев. Разумеется, ввиду того что главные силы швейцарцев пока не могли оказать поддержки, авангард, состоявший из люцернцев, остановился и занял позицию перед Хильдесриденом. Обнаружив швейцарцев, Леопольд спешил часть рыцарей, очевидно исходя из соображений, что применение тактики противника, да еще с превосходящими в мощи закованными в доспехи рыцарями и другими тяжеловооруженными конниками, должно оказаться решающим фактором. Остальные рыцари остались на конях для завершающего удара, когда швейцарцы будут сломлены. В последовавшей схватке рыцари почти одолели люцернцев; имперцы, по всей видимости, были уверены в победе, когда к месту сражения подошла главная баталия швейцарцев. Большая часть рыцарей оказалась между двумя швейцарскими баталиями, остальная часть только изготовилась к бою. Паника охватила прежде всего оруженосцев, державших рыцарских лошадей. Оруженосцы ускакали, бросив своих рыцарей, как и рыцари, которые успели сесть на коней. Леопольд со своими товарищами остался между молотом и наковальней двух швейцарских баталий. Все попавшие в ловушку рыцари (до 2 тысяч), в том числе и Леопольд, были истреблены. У Лаупена швейцарцы показали, что при равных шансах способны побить конных рыцарей, а Земпах продемонстрировал, что они могут нанести поражение и спешенным.
Что мог сделать, используя тактический эксперимент Леопольда, генерал поумнее, было продемонстрировано тридцать семь лет спустя на поле боя в Арбедо 30 июня 1422 года. На этот раз миланский военачальник Карманьола – тогда он впервые встретился с конфедератами – начал бой конной атакой. Видя, что атака терпит неудачу, опытный кондотьер тут же прибег к другому виду атаки. Он спешил все свои 6 тысяч тяжеловооруженных всадников [60] и бросил их одной колонной на швейцарскую баталию (у миланцев было еще около 10 тыс. пехоты. – Ред.).Противник, 4 тысячи воинов из кантонов Ури, Унтервальден, Цуг и Люцерн, состоял главным образом из алебардистов; копейщики, арбалетчики составляли только треть всех сил. Обе стороны сошлись, и завязался чистый поединок между копьями и мечами с одной стороны, и пиками и алебардами – с другой. Ударная сила более многочисленного войска превосходила силу противника, и, несмотря на его отчаянное сопротивление, миланцы стали одолевать. Конфедератов теснили с такой силой, что Schultheiss (староста) кантона даже подумал сдаться и в знак этого бросил алебарду на землю. Однако разгоряченный боем Карманьола крикнул, что не дававшие пощады ее и не получат, и продолжал наступление. Он
60
Цифра, несомненно, преувеличена.
61
Сисмонди, описывающий это сражение исключительно на основе швейцарских источников, создает картину, очень сильно отличающуюся от описания, содержащегося у Макиавелли. Последний приводит Арбедо как пример широко известного отпора, полученного швейцарцами, и оценивает их потери в несколько тысяч человек. Мюллер явно пытается преуменьшить неудачу; но, исходя из нашего представления о репутации швейцарцев, мы можем судить, каким трудным должно было оказаться положение, если командир конфедератов подумал о сдаче. В бою пали сорок четыре члена кантональных советов Люцерна: «Отправляясь в поход, контингент Люцерна переправлялся через озеро четырех кантонов на десяти больших баркасах; вернулся на двух!» Эти факты, признанные самими швейцарцами, похоже, говорят за то, что цифра их потерь (400 человек) сильно занижена.
Из итогов сражений при Земпахе и Арбедо представляется естественным сделать вывод, что продуманное применение спешенных тяжеловооруженных конников могло бы привести к успеху, если его правильно сочетать с применением других видов войск. Этот опыт, однако, больше не повторялся противниками швейцарцев; вообще-то чуть ли не единственным следствием, которое можно с ним как-то связать, является постановление Люцернского совета, где говорилось, что «поскольку у конфедератов не все сложилось хорошо», большая часть армии должна в будущем быть вооружена пиками [62] , оружием, которое, в отличие от алебарды, может соперничать с копьем.
62
Из протокола Люцернского совета от 1422 г.
Не считая этих двух рассмотренных нами сражений, можно сказать, что за первые 150 лет существования Конфедерации швейцарцам везло: они ни разу не имели дела ни со знатоком военного искусства, ни с какой-либо тактической новинкой, которая могла бы соперничать с их тактикой. Им пока еще приходилось иметь дело с облаченными в доспехи конниками или разношерстными отрядами средневековых слабо обученных пехотинцев. Тактика швейцарцев создавалась для успешной борьбы с этими силами и продолжала сохранять превосходство. Рыцари Австрии, Германии и Бургундии, бюргеры и горожане соседних со Швейцарией земель – никто из них не был выразителем новых способов и каждый, в свою очередь терпя поражения, снова подчеркивал превосходство швейцарцев в военном деле.
Даже самое опасное из когда-либо совершавшихся на Швейцарию нападений, вторжение в 1444 году войска дофина Людовика, состоявшего из наемников, волею судеб сыграло на пользу ее военной репутации. Сражение у Сен-Жакоб-ан-Бирс (1444), каким бы безрассудным и ненужным оно ни было, могло послужить примером, удерживавшим самого смелого противника от того, чтобы лезть в драку с людьми, которые готовы скорее погибнуть, чем отступить. Одержимые мыслью, что их баталия способна преодолеть любое препятствие, швейцарцы, насчитывавшие не более тысячи человек (по другим данным, 1500), умышленно форсировали реку Бирс на виду у армии, превосходящей их в пятнадцать раз. Они на нее напали, прорвали центр, потом оказались окружены превосходящими силами. Вынужденные образовать «ежа», чтобы выстоять против сильнейших атак конницы, швейцарцы до конца дня будто приросли к месту. Дофин бросал на них эскадрон за эскадроном, но все они в беспорядке отбрасывались. В интервалах между атаками французские легкие войска осыпали строй конфедератов метательными снарядами, но, хотя лес пик и алебард редел, он все еще оставался непроходимым. Бой продолжался до вечера, когда все было кончено. На поле вокруг горы трупов швейцарцев остались лежать 2 тысячи арманьяков. Видя, что еще несколько таких побед – и всей его армии придет конец, Людовик вернулся в Эльзас, оставив швейцарцев в покое.
С этого дня швейцарцы могли считать, что их репутация упрямых несгибаемых храбрецов была одним из главных оснований их политического веса. Военачальники и армии, которым в дальнейшем приходилось иметь с ними дело, шли в бой не совсем уверенные в себе. Нелегкое дело вступать в бой с противником, который не отступит перед любым численным превосходством, всегда готов сражаться, никогда не дает и не просит пощады. Противников швейцарцев эти качества перед боем далеко не вдохновляли; пожалуй, можно сказать, что они шли в бой, ожидая поражения, и потому получали его. Это стало особенно заметно в войне с Бургундией. Если сам Карл Смелый не испытывал благоговейного страха перед воинской славой противника [63] , этого нельзя сказать о его войске. На значительную часть его разношерстной армии ни в одном опасном кризисе нельзя было положиться: немецким, итальянским и савойским наемникам было хорошо известно о страшных приемах ведения войны швейцарцами, и они инстинктивно уклонялись от ощетинившихся пиками баталий. Герцог мог построить своих людей в боевые порядки, но не мог быть в них уверенным. У воинов в ушах постоянно звенело старинное присловье: «Бог на стороне конфедератов», так что еще до нанесения удара они были наполовину разгромлены. Карл стремился повысить боеспособность своей армии, набирая из каждой воевавшей европейской страны те рода войск, которыми та была знаменита. Бок о бок со средневековыми рыцарями, его бургундскими вассалами, шагали лучники Англии, аркебузиры Германии, легкие конники Италии и копейщики Фландрии. Но герцог запамятовал, что, собирая под свое знамя такое множество национальностей, он отбрасывал прочь сплоченность, которая так важна в сражении. Без взаимного доверия или уверенности, что любой товарищ по оружию пойдет на все ради общего дела, солдату будет не хватать твердости. Сражение при Грансоне (1476) было проиграно лишь потому, что еще до вступления в бой у пехоты в решающий момент сдали нервы.
63
Но даже герцог говорил, что и «на швейцарцев никогда не следует идти неподготовленными».