Военные мемуары. Том 3. Спасение. 1944-1946

де Голль Шарль

Вторжение в самое сердце Германии 80 американских, британских, французских, канадских и польских дивизий, поддержанных с воздуха 12 тыс. самолетов союзнической авиации и получивших 25 млн. тонн военных грузов, доставленных транспортными конвоями морями, воды которых бороздила тысяча боевых кораблей, не оставляли Гитлеру ни малейшей надежды избежать катастрофы. Тем более, что русские, начав в первых числах апреля мощное наступление, неумолимо продвигались вперед, перешли Одер на всем его протяжении, поставили под угрозу Берлин и приблизились к Вене. Продолжение фюрером военных действий вело лишь к новым потерям и разрушениям и умножало страдания немецкого народа — и все это ради продления на несколько недель власти спесивого владыки Рейха. Однако он по-прежнему требовал от своих подчиненных сопротивляться до конца. И, надо сказать, это им удавалось. На полях сражений на Рейне, Одере, По и Дунае остатки немецких армий, разрозненные, почти

лишенные снабжения, наспех пополняющие ряды оставшихся в живых ветеранов плохо обученными новобранцами, подростками и [179] даже инвалидами, продолжали под черным от союзной авиации небом яростное сопротивление, исходом которого могли быть либо плен, либо смерть. Внутри страны, в разрушенных бомбами городах, в охваченных страхом деревнях, население не переставало дисциплинированно трудиться, что, впрочем, никак уже не могло повлиять на судьбу Рейха.

Гитлер, уж коли начатое им дело было обречено, несомненно желал, чтобы завершилось оно не иначе как апокалипсисом. Мне приходилось слушать в эти дни немецкое радио, и меня поражал неистовый, истерический пафос его передач. Героическая и похоронная музыка, бессмысленные выступления участников боев и представителей трудящихся, бредовые речи Геббельса, в исступлении твердившего о конечной победе Германии, — все это окутывало каким-то фантасмагорическим туманом переживаемую немецким народом трагедию. Для истории я счел своей обязанностью закрепить в памяти людей чувства, которые могли испытывать по этому поводу французы. Выступив 25 апреля по радио, я заявил: «Когда-нибудь философы и историки найдут причины этого неистовства, ведущего к полному уничтожению великого народа, безусловно несущего на себе вину и обязанного во имя справедливости понести наказание, но соображения высшего порядка не допустят его гибели. Нам же в данный момент не остается ничего иного, как с удвоенной энергией, вместе с союзниками, драться с этим народом до полной победы».

Не лишним было задать себе вопрос, не попытаются ли нацистские лидеры продолжить борьбу в естественном убежище, которым могли послужить для этой цели баварские и австрийские Альпы. Донесения разведки давали повод предполагать, что немцы укрыли там огромные запасы военного снаряжения, боеприпасов и продовольствия. Замеченное передвижение колонн плохо одетых людей указывало, судя по всему, на то, что они сгоняют в эту огромную крепость пленных, депортированных и лиц, отбывающих трудовую повинность, которые могли бы сыграть роль заложников. Нельзя было исключать, что Гитлер попытается воспользоваться этим последним политическим и стратегическим шансом.

Не получится ли так, что в этих горах оборонительные бои — под личным командованием фюрера — всех сохранившихся у него сил позволят ему надолго затянуть войну? В этом случае советским войскам и войскам западных союзников придется [180] действовать уже не на двух удаленных друг от друга фронтах, а бок о бок, на одном участке фронта, со всеми трениями и спорами, свойственными соседям. Не приведут ли к многочисленным разногласиям поведение русских в странах, расположенных на Висле, Эльбе и Дунае, претензии американцев — в Индии, Индокитае и Индонезии, а англичан — на Востоке? Задержка в результате затягивания войны поставок продовольствия во Францию, Голландию, Италию, голод и нищета, которые обрушатся на население Германии, Чехословакии и Балканских стран, — не вызовет ли все это социальных взрывов и не бросит ли всю Европу в пламя революции? Не станет ли всеобщий хаос последним шансом Гитлера на спасение или, по крайней мере, его местью будущему»?

В то время как наша 1-я армия вместе с союзниками с боями продвигалась в глубь Германии, другая часть французских войск проводила на Атлантическом побережье самостоятельные операции. Речь шла о ликвидации укрепившихся в этом районе вражеских плацдармов. Я думал над этой проблемой уже не первый месяц, но теперь надо было спешить — дни войны были сочтены.

Самым легким решением, несомненно, было не предпринимать на этом участке фронта активных действий, ибо с капитуляцией Германии проблема разрешится сама собой. Но на войне тактика меньших усилий всегда может обойтись очень дорого. Здесь, как и повсюду, требовалось наносить удары. Наши успехи на Атлантическом побережье положительно сказались бы на общей ситуации. Вместе с тем, если предположить, что Гитлер продолжит борьбу в Альпах в Баварии и Австрии, наша армия непременно должна участвовать в этой битве в полную силу. Следовательно, предварительно необходимо покончить с этими злосчастными вкраплениями врага в нашу территорию. Во всяком случае, я не был намерен терпеть на французской земле боеспособные немецкие части до самого окончания войны.

Мои чаяния разделяли бойцы «Армейской атлантической группы» — 70 тыс. бывших партизан, которые вместе с полками из Алжира, с Антильских островов, из Черной Африки и из Сомали, пришедшими в свое время к ним на помощь, не желали расстаться с

оружием, не оставив последнего заметного следа на завершающем этапе войны. Более чем кто-либо этого не желал их командующий генерал Лармина. Начиная с 14 октября, [181] когда я поставил его во главе «Сил Запада», он горячо взялся за организацию, обучение и экипировку этой полной энтузиазма, но разношерстной и плохо вооруженной толпы, из которой ему предстояло сформировать армию. И ему это удалось в той мере, в какой вообще это было возможно в тех условиях. Зная, чего он хочет, генерал Лармина, профессиональный военный, всегда переполненный идеями и задумками, суровый, но человечный и великодушный командир, неудобный, но непоколебимо преданный подчиненным, создал из имеющегося у него под рукой сырого людского материала три полноценные дивизии, необходимые резервы, авиационные и артиллерийские подразделения, армейские службы, готовые к выполнению боевых задач и очень скоро доказавшие это.

Однако, при всей огромной проделанной Лармина работе, его группы было недостаточно для того, чтобы выбить немцев из их бетонных и железобетонных укрытий. Требовалось придать ему, по крайней мере, одну полностью оснащенную дивизию, заимствовать которую можно было только у нашей рейнской армии. Свой выбор я сделал еще в октябре, решив направить на Атлантическое побережье приказом межсоюзнического командования 1-ю дивизию «Свободная Франция», которая согласилась на передислокацию, но лишь после длительных и нелегких переговоров. В итоге переброска была осуществлена, но слишком поздно — или слишком рано — с точки зрения решения поставленной задачи. Действительно, едва дивизия генерала Гарбе прибыла на Жиронду, ее пришлось тут же отозвать ввиду начавшегося наступления немцев в Арденнах и Эльзасе. Позднее, после провала немецкого наступления, она была отправлена в Альпы, сражению за которые я также придавал большое значение. В конце концов, на побережье Атлантики для участия в готовящихся боевых операциях мною была переброшена 2-я танковая армия. Возражения от Ставки верховного командования не только не последовало, но оно пожелало даже придать нашей «Армейской атлантической группе» американскую артиллерийскую бригаду. В первых числах апреля силы, предназначенные для операций на побережье, находились в состоянии полной боевой готовности.

В качестве своей первой цели генерал Лармина выбрал немецкие позиции в устье Жиронды. На ее правом берегу город Руайан с окрестностями, на левом — мыс Грав, а также остров Олерон представляли собой твердо удерживаемую немцами [182] мощную оборонительную систему. Правда, тремя месяцами ранее американцы по своей собственной инициативе совершили на этот район налет бомбардировочной авиации, сбросив многотонный смертоносный груз. Но эта преждевременная бомбардировка, разрушив жилые дома Руайана, практически не повредила военных укреплений, которые обороняли 15 тыс. немецких солдат под командованием адмирала Михаэллеса при поддержке двухсот орудий. В случае успеха операции Лармина рассчитывал перенести удар на Ла-Рошель. Параллельно с этими действиями предполагалось деблокировать порт Бордо.

14 апреля наши войска пошли на штурм, поддержанные на суше тремястами орудиями Корнильона-Молинье, в воздухе сотней самолетов Жакобсона, на море военной флотилией адмирала Рю. Командовал атакой генерал Ансельм{76}. В его распоряжении находились его собственная 23 дивизия, значительная часть 2-й танковой дивизии и силы поддержки. Все участники сражения — от солдата до генерала — действовали умело и решительно. 18 апреля, после ожесточенных боев, полностью овладели главным узлом обороны противника между Седром и Жирондой, в том числе укреплениями на мысе Кубр. В то же время на левом берегу Жиронды части Мильере натолкнулись у мыса Грав на яростное сопротивление, но уже 20 апреля все его очаги были подавлены. Тут же началась подготовка к боям за остров Олерон, и 30 апреля группа войск генерала Маршана при поддержке эскадры боевых кораблей высадилась на острове. На следующий день все было кончено, хотя немцы отчаянно дрались до последнего. Тысячи немцев были убиты, 12 тыс. взято в плен. Среди пленных оказался и адмирал Михаэллес. Операцию в устье Жиронды следует отнести к числу наиболее блестящих успехов французского оружия. Я не преминул сказать об этом торжествующим победителям, посетив 21 апреля Руайан и мыс Грав.

Однако Лармина на этом не остановился и изготовился нанести удар по Ла-Рошели, которая вместе с островом Ре образовывала мощный оборонительный ансамбль немецких [183] войск. В последних числах апреля генерал Ансельм подготовил исходные позиции для атаки, а 30 апреля войска пошли на штурм. Три дня спустя они пересекли линию водораздела мыс Роше — Тэре — Эгрефей и вышли, наступая на пятки немецкому гарнизону, к окрестностям Ла-Рошели, вынудив немецкого адмирала Ширлица к переговорам о сдаче его 18-тысячной армии. Вскоре я прибыл в город, чтобы поздравить победителей, обратиться с приветствием к ликующему населению и осмотреть порт, который немцы не успели разрушить.