Военные приключения. Выпуск 3
Шрифт:
— Что вы мне голову морочите! — рассердилась Татьяна Лазаревна. — Не знаю я никакого Льва Николаевича.
— Зато он вас прекрасно знает. — Вася закурил и в деталях, с подробностями поведал хозяйке дома о ее махинациях на работе.
— Вы из милиции? — с ужасом спросила Татьяна Лазаревна.
— Милиция вами заинтересуется позже, — печально проговорил Вася. — В том случае, если вы не выполните просьбу Льва Николаевича.
— Какую именно?
— Вы должны ежемесячно передавать ему две тысячи рублей… Учитывая ваши заработки, это по-божески.
Спокойный, уверенный
— А если я скажу «нет»? — спросила Татьяна Лазаревна.
— В таком случае у вас сгорит дача, — флегматично ответил Вася.
— Нет у меня дачи!
— Ну… тогда не вернется из школы сын.
Упоминание о сыне подействовало отрезвляюще. Татьяна Лазаревна резко, словно разъяренная тигрица, вскинула голову, в глазах зажглись злые, мстительные огоньки.
— Спокойнее! — предупредил Вася.
Татьяна Лазаревна, с трудом погасив вспышку гнева, задумчиво посмотрела на незнакомца.
— А Кирин вам платит?
— Да, — помолчав, сказал Вася. — Лев Николаевич им доволен.
— А кто он этот ваш… Лев Николаевич?
— Тайный агент по борьбе с расхитителями народного имущества. — Вася встал, подошел к окну. — Видите троллейбусную остановку?
— Вижу.
— Вот около нее мы с вами и будем встречаться. В котором часу вы выходите на работу?
— В девять.
— Ровно в девять пятого числа каждого месяца.
— Почему именно пятого?
— Мне так удобно.
Когда гость ушел, Татьяна Лазаревна расплакалась — ей стало жаль себя, свою загубленную жизнь, сына. Она легла на диван и, сквозь слезы рассматривая потолок, думала, вернее, хотела думать, что все случившееся — дикий, кошмарный сон, кино, спектакль из той, чужой, западной жизни, окунуться в которую, с головой окунуться, она мечтала уже многие годы.
«Окунулась!» — Татьяна Лазаревна откинула со лба волосы, рывком встала. Надо было что-то делать — кричать, звонить, ходить, только не сидеть на месте, иначе… Иначе она сойдет с ума. Это какое-то наваждение. Нужно с кем-нибудь поговорить, посоветоваться. Но с кем? Татьяна Лазаревна поспешно, как утопающий за соломинку, ухватилась за записную книжку, стала нервно листать. «Френкель, Кирин… — Татьяна Лазаревна от злости побелела и неумело выругалась. — Швецов… Швецов?» Он ей нравился. Правда, она его мало знает… Впрочем, достаточно. Слушая целую ночь его пьяную болтовню, она с чисто женской интуицией определила, что у парня не все ладно, что за этими умными речами — боль, которая выплескивается из него, как вода из бочки при быстрой езде, и приняла в нем горячее, почти материнское участие.
Швецов застал Янкину в крайнем возбуждении. Она металась по комнате, как разъяренная пантера в клетке, и в глазах ее блистал такой жгучий огонь бешенства, что Швецову на миг стало не по себе.
На столе стояла
— Что случилось? — спросил Швецов.
— Садись, — кивнула Татьяна Лазаревна. — Садись и слушай.
Если из Швецова выплескивало, как из бочки, то из Татьяны Лазаревны рвануло, как из пробитой снарядом цистерны, под завязку залитой бензином. Это были гнев, горечь, обида, отчаяние погибающего человека, который в поисках спасения готов на любые жертвы.
— Вот и скажи, что мне теперь делать? — Татьяна Лазаревна, всхлипнув, уткнулась лицом в ладони.
— Платить, — пожал плечами Швецов. — В этой жизни за все надо платить — и за подлость, и за наслаждение.
— Мне не до шуток!
— Ну, если не до шуток… — Швецов взглянул на застывшую в ожидании совета Татьяну Лазаревну — на ее тонкие, бледные пальцы, которыми она нервно теребила спутанные пряди волос, на ее непрестанно вздрагивающие плечи и поймал себя на мысли, что ему жаль эту женщину, угодившую по его милости в медвежий капкан. — Если не до шуток, тогда плюнь! На все плюнь! Что будет, то и будет. Иди, иди с повинной. Кайся! Самое главное — решиться. Когда примешь решение, станет легче.
— Как у тебя все просто, — горько проговорила Татьяна Лазаревна.
— Советы давать просто, — сказал Швецов. — Это верно. — Он выпил рюмку коньяка и замолчал, пристально рассматривая кончик дымящейся сигареты. — Как выглядел этот тип?
— Тип довольно симпатичный… Шатен, лицо немного удлиненное, глаза темные, чуть раскосые, монгольские… Татьяна Лазаревна глубоко вздохнула и задала сама себе вполне естественный для ее положения вопрос: — Интересно, кто мог это сделать? Кто? На это мог решиться тот, кто точно знал, что у меня есть деньги. А таких трое: Крайников, Кирин и Горин.
— И то, с кем они имеют дело, — заметил Швецов.
— Но, мне кажется, информация могла исходить только от них. И не верится… Крайников — верх порядочности, Горин — трус, вот Кирин…
— Что толку гадать на кофейной гуще, — сказал Швецов и встал. — Поздно.
Татьяна Лазаревна вздрогнула, подняла на него измученные глаза.
— Останься… Я боюсь, третью ночь заснуть не могу.
— Хорошо, — согласился Швецов. — Ты выпей, это снимает напряжение. Лучше спать будешь.
Татьяна Лазаревна покачала головой и страдальчески улыбнулась.
— У меня голова потом болит.
— Несчастный вы народец! Мужик хоть напиться может. — Он подошел к столу и плеснул себе в стакан коньяка.
— А ты-то чего пьешь?
— Пить — умирать и не пить — умирать, — говаривал мой дед.
— Он умер?
— Бог всех берет — и святых, и грешных.
— Одна, значит, дорога…
— А в конце дороги той плаха с топорами, — вспомнил Швецов слова одной разудалой песни и мрачно усмехнулся.
— Крепкий паренек! — сказал Красин, рассматривая фотографию, которая лежала перед ним на столе. — Кто такой? — Он поднял глаза на полковника Скокова. Тот, словно ожидая этого взгляда, улыбнулся, округлив свои кошачьи зрачки, и молча протянул ему лист бумаги с текстом, отпечатанным на машинке.