Военные приключения. Выпуск 3
Шрифт:
…Порубежные стражники «приняли» Кузьму на руки с загнанного коня — на литовской границе стража тоже не дремала. Пришлось тому уходить от потони. В остроге лазутчику дали час-другой выспаться. Накормили, посадили на свежего коня, дали воинов в сопровождающие. Чтоб уберечь разведчика от всякой напасти, а то и злого умысла тех, от кого он опять удачливо ушел.
До Москвы теперь оставалось только рукой подать. Можно было и подремать в седле там, где наезженная дорога шла среди ржаных полей и луговых сенокосов.
…Князь Даниил Васильевич,
Когда длинный стол накрыли под иконостасом, Щеня выслал всех прочь. Сотника не торопил с рассказом. Солнце еще тогда вставало за дальними московскими слободками. Великий же князь в неурочный час все равно никого не примет. Не война ведь и не крымский набег на засечную — оборонительную — линию начались.
Пригубив лишь кувшин холодного кваска, воевода думал о предстоящей войне, искоса посматривая за долгожданного вестника. Тот как бы читал ход мыслей главного московского военачальника. И, сидя за трапезой, впервые не торопил себя с той тяжкой для памяти минуты, когда перед уходом из корчмы закрыл собственной рукой померкшие очи товарища.
Степенно утолив голод, Кузьма Новгородец встал из-за стола, поклонился красному углу, где маленькая лампадка таинственно высвечивала лики святых с древних икон. Затем отдал земной поклон князю. И стал рассказывать: что видел, что слышал, что додумал сам. Говорил не торопясь, чтобы не упустить чего-нибудь.
Многое из того, что поведал сотник, воевода уже знал от других разведчиков. Всерьез встревожило то, что зачастили в Вильно гости из далекого Рима. Что все настойчивей стали требовать при великокняжеском дворе перехода великой княгини в католическую веру. Что все больше гонцов от магистра Ливонского ордена и комтура Кенигсберга появлялось в замке Александра Казимировича.
Выслушав Новгородца до конца, местами уточняя что-то в его рассказе, Даниил Васильевич, хоть и был рода боярского, спросил удачливого разведчика:
— А сам-то что думаешь о нонешней Литве? Чему быть в этом году? Дело к лету идет, дороги просыхают.
Кузьма вопроса как бы ждал. Ответил с поклоном:
— Быть большому походу, князь Даниил Васильевич. Православным все труднее жить и веровать в Великой Литве. Все больше людей к Москве тянутся. Упредим союз князя Александра с ливонцами — будут и земли возвращенные. С победой над литвинами и крымский хан посчитается, и орден земли псковские да новгородские год, а то и другой, не потревожит…
Боярин Щеня рода Патрикеевых малость схитрил, чуть припоздав во дворец к великому князю московскому. Из того опоздания были для него выгоды. Иван Васильевич сердиться за то сегодня не будет — знал с утра о прибывшем разведчике, о том, что засиделся тот у воеводы. Пусть другие бояре лишний раз увидят, кто в почете ныне на Москве.
Иван III
Пока ожидался приезд Щени, Иван Васильевич со сдержанной улыбкой — хранить свои чувства мог как никто другой — говаривал за столом ближним боярам:
— Князя Щеню я люблю. Велик сей муж, и умен, и дороден, и верен Москве, и воинскою доблестью украшен — всем взял…
Бояре слушали молча и только головами кивали: да, великий князь, все так оно и есть. А про себя каждый из них подумывал иное — и в наших родах в больших воеводах ходили. Не одни Патрикеевы Русь обороняли да земли к Москве присоединяли. И мы за победами с дедовским оружием в походы хаживали, на приступы крепостей шли. Славу великим князьям добывали, а отцовскому роду — честь.
Прибывший князь Даниил Васильевич пересказал великому князю и боярам все, с чем прискакал в Москву сотник Кузьма Новгородец. Хвалить разведчика не стал — вести сами за себя говорили. Большая война вновь стояла на пороге Руси.
Иван III дал слово боярам. Те, не кипятясь, как часто бывало, повели государственный разговор. То, что войне с Литвой быть летом, — в том сомнений не было, А вот куда ударить с большей силой, какие крепости брать у князя Александра Казимировича, близкой родни великому князю московскому, кому быть в предстоящем походе воеводами — о том «лаялись» нещадно…
Дошла очередь высказаться и до боярина Щени. Поклонившись царю и думе (гордость в таком деле была просто никчемной), он сказал свое слово:
— Не во гнев тебе будет, великий князь, а то хочу сказать, что пора подбирать ключи к самому Смоленску, издревле городу русскому. А ключи сии — город Дорогобуж, что крепостью стоит на большой Московской дороге. Пошли, великий князь, воеводой большого полка — возьму тебе те ключи-то…
Тут уж бояре расходились, сдерживать себя на стали. Ишь, мол, Патрикеев, всю славу забрать вновь хочет, Иван III Васильевич «разделил» общее негодование ближних бояр с выгодой для государства. Как делал обычно. Но «разделил» по-своему. Воеводу Даниила Щеню решил придержать при себе.
А задумал вот что неутомимый собиратель земли русской:
— Упредить союз ливонцев с Литвой надо. Как и православную веру защитить от Рима. Ударим по супротивнику не кулаком в боевой рукавице, а пошлем в него три равные стрелы с разных сторон. От всех не прикроешься. А там, где прикроется мой родич главным своим войском, — там и быть решающей битве.
И, обращаясь к князю Даниилу, сказал так строго, чтобы каждый из бояр понял и не вздумал местничать — судиться — со Щеней:
— Тверской рати стоять подле Москвы. Быть ей моей последней силой и большим полком в войне. Тебе, боярин Даниил Васильевич, — ее воеводой. Главным воеводой московского войска. Пойдешь с Тверью туда, куда Литва своим войском ударит…