Военные приключения. Выпуск 4
Шрифт:
Коридор был пуст. Шатаясь то ли от качки, то ли от навалившейся слабости, Алтунин прошел по коридору. У трапа запнулся, чуть не упал, торопливо оглянулся, боясь, что кто-либо увидит его таким. По трапу поднимался с трудом, подтягиваясь на руках.
В рубке было светло. Сначала Алтунин подумал, что уже утро, но свет был неровный, колеблющийся. Он подошел к иллюминатору, возле которого стоял Дружинин, увидел из-за его плеча стальной бок волны, нависшей над бортом, блестящую в свете прожектора палубу и шестерых матросов, приросших к вымбовкам у шпиля. В следующее мгновение волна
— Спасибо, Сергей Иваныч! — сказал Алтунин.
— За что спасибо? — спросил Дружинин, даже не обернувшись, словно заранее знал, что замполит встанет.
— За вымбовки.
— Думаешь, твоя идея? Остаться без якоря в самом начале похода? Позорище. Из-за нас отряд совершил поворот «все вдруг». Время теряем, а ты говоришь…
— Тогда за урок спасибо, за педагогику. После вымбовок эти ребята будут кандидатами в круглые отличники. Переборов такое, они преодолеют все.
Дружинин ничего не ответил, прижавшись лбом к стеклу, старался разглядеть что-то на баке. Внизу все тем же медленным хороводом ходили матросы, и было в этом их размеренном движении нечто упрямо непреклонное, уверенное. Позванивала рында на баке. Сквозь шум волн слышалось погромыхивание выбираемой якорь-цепи.
— Кто там, не разберу? — спросил Алтунин.
— Боцман, машинист и твои «четверо Володей» из второго кубрика.
— Жаль.
— Что жаль?
— Володя Войханский — редактор стенгазеты. Как же он о себе писать будет?
— Было бы о чем, а желающие написать найдутся. — Дружинин обернулся, добавил строго: — Идите-ка вы, Николай Иваныч, отдыхать. А то как бы не пришлось докладывать командиру отряда о вашем конфузе.
Спустившись в свою каюту, Алтунин лег и попытался уснуть. Но не спалось. Он прислушивался к шторму, ловя в переполняющих каюту шумах глухое постукивание якорной цепи, и думал о главном боцмане мичмане Зубанове, машинисте Дронове и о «четверых Володях», шагавших сейчас вокруг шпиля и, по сути дела, спасавших честь корабля. Потому что потерять якорь не только накладно, но еще и стыдно для моряка.
«Четырьмя Володями» Алтунин окрестил их незадолго до этого похода, когда вступал в должность замполита. Знакомясь с кораблем, он спустился во второй кубрик и увидел четырех улыбающихся ребят. Попросил их представиться полностью, с именем и отчеством.
— Командир отделения минеров старшина второй статьи Владимир Иванович Чапаев, — громко доложился первый из них.
— Чуть-чуть не Василий Иванович, — сказал Алтунин.
Старшина вздохнул, сказал заученно:
— Батя виноват, лишил такой возможности.
— Но это и ответственно быть полным тезкой…
— А вы? — спросил Алтунин, обращаясь к другим.
— Командир отделения комендоров старший матрос Турченко Владимир Николаевич.
— Старший матрос Войханский Владимир Александрович.
— Командор матрос Владимир Тухтай.
— А отчество?
— Тухтаевич, товарищ лейтенант. У нас, у арабов, фамилия и есть отчество.
— Как это — у арабов?
— А я араб, товарищ лейтенант.
— Откуда вы
— Из-под Бухары, товарищ лейтенант. Кишлак Джувгари Гиджуванского района.
— И давно вы туда приехали? — спросил Алтунин, решив, что Тухтай из семьи каких-нибудь переселенцев.
— Лет пятьсот назад, а может, и больше, — озорно блеснув глазами, ответил матрос.
— А я и не знал, что у нас в стране есть арабы, — искренне удивился Алтунин. И отметил про себя, что надо будет запланировать беседу этого араба с личным составом.
— Не кубрик, а сплошной интернационал, — сказал Турченко.
Помолчали. Потом кто-то из матросов сказал:
— Мины-то настоящие.
— Так мы не подрываться идем, а подрывать их, — счел нужным вмешаться Алтунин.
— Но ведь там, товарищ лейтенант, война идет, А мы будем посередине, с одной стороны — арабы, а с другой — израильтяне. Всякое может быть.
— Всякое, конечно, может быть. Но его не должно быть. Ясно вам?
— Так точно, товарищ лейтенант!
Они улыбались, довольные. Матросы, умеющие шутить, — это ли не актив политработника? Начальник, понимающий матросские шутки, — можно ли желать лучшего?..
Спал Алтунин как в беспамятстве, не разбудили ни качка, ни волны, бесновавшиеся за бортом. Проснулся, услышав стук в дверь. В дверях стоял матрос Войханский, побритый, умытый, в сухой робе, будто не об только что висел на вымбовке, выхаживая якорь.
— Извините, товарищ лейтенант. Командир сказал: нужно делать новый стенд, а материала нету.
— А якорь?
— Якорь на месте. Теперь его только с клюзом вырвать может.
— Который теперь час?
— Второй. То есть не второй, товарищ лейтенант, а четырнадцатый. День уже. Все давно отобедали.
Одевшись, Алтунин тут же достал старые бумаги, разложил на койке, принялся искать заготовленный когда-то чертеж стенда. И в этой радостной суете забыл и о своем ночном конфузе.
II
В тропической жаре, казалось, плавился сам океан. Гладким ослепительным, зеркалом лежала водная гладь на все четыре стороны, и только за кормой словно бы искрилось битое стекло. На расстоянии кабельтова от кормы этот след сливался с двумя другими, тянувшимися за соседними кораблями. Дальше, до самого горизонта, лежала безукоризненно прямая, как автострада, широкая полоса вспененной зыби.
Корабли шли почти борт о борт: слева — противолодочный крейсер «Волгоград», взметнувший на пятьдесят метров громаду основной надстройки, справа — большой противолодочный корабль «Смелый» с изогнутым, устремленным вперед форштевнем, похожий на ежа из-за многочисленных, торчащих в разные стороны, антенн и станин пусковых ракетных установок. Между ними, отделенный от боевых кораблей неширокими полосами воды, стараясь держаться нос в нос, шел скромный танкер. Вправо и влево от танкера тянулись стальные тросы с подвешенными к ним резиновыми шлангами. Шла обычная для дальних походов операция — заправка горючим. Командир группы советских кораблей капитан 1 ранга Винченко не разрешил ложиться в дрейф, и заправку производили на ходу.