Военные противники России
Шрифт:
Как человеку Макдональду были присущи такие характерные черты, как исключительная порядочность, принципиальность, гражданское мужество, высокое чувство патриотизма, верность присяге и воинскому долгу. Весьма показательным является один эпизод, характеризующий Макдональда как личность. Однажды он был приглашен на обед к королю. Во время трапезы брат короля граф д’Артуа вдруг неожиданно спрашивает маршала: «А правда ли, что до революции вы служили в Ирландском полку королевской армии?» — «Да, монсеньор», — следует ответ. Но принц не унимается — «А почему же вы тогда не эмигрировали вместе с большинством офицеров вашего полка из взбунтовавшейся страны?» Макдональд попытался уклониться от неприятного ему вопроса. Не удалось. Д’Артуа выжидающе смотрел на маршала, ожидая ответа на свой вопрос. И тогда, отбросив всякую придворную учтивость, Макдональд рубанул прямо, по-солдатски: «Да потому что в этом случае я бы сейчас не был приглашен на королевский обед и не сидел бы за одним столом с его величеством
Мармон Огюст Фредерик Луи Вьесс
Французский военный деятель Мармон (Marmont) Огюст Фредерик Луи Вьесс де (20.07.1774, Шатильон-сюр-Сен, департамент Кот-д’Ор, Бургундия — 3.03.1852, Венеция, Италия), маршал Франции (1809), герцог Рагузский (1808), пэр Франции (1814).
Сын офицера. Происходил из старинного, но обедневшего дворянского рода, известного в Бургундии уже более трех столетий. Многие предки Мармона служили французским королям, начиная с XV века. Военная служба в их роду считалась семейной традицией. Отец будущего маршала тоже был военным, служил в пехоте и вышел в отставку в чине капитана. Разорение французского дворянства в XVIII веке было явлением обычным для той эпохи. Не миновало оно и семейство Мармонов де Вьесс. Поскольку средств на получение достойного для благородного человека образования у родителей Мармона, по-видимому, не хватало, то отец сам взялся за обучение своего сына. В результате Мармон получил довольно приличное домашнее образование. Он очень любил чтение, особенно привлекали его военно-исторические труды, а также точные науки. Еще в детстве Мармон увлекся верховой ездой и уже в 12 лет хорошо держался в седле. Однако будущее особо радужных перспектив ему не сулило. Как истинный дворянин, он по примеру своих предков мечтал посвятить себя военной службе. Но у отца были свои представления о «прелестях» жизни небогатого армейского офицера. И он, невзирая на мольбы и уговоры сына, отправил его на учебу сначала в частный пансион, а затем — в религиозный коллеж.
Летом 1789 года в стране грянула Великая французская революция. Как и большинство учеников коллежа, юный Мармон позитивно воспринял наступившие в стране перемены. Завершив учебу, он, все эти годы на расстававшийся с мечтой о военной карьере, все же добился своего и в 16-летнем возрасте поступил на военную службу. Дед выхлопотал ему патент сублейтенанта Шартрского гарнизонного батальона (июль 1790 года). Уже через 2 месяца Мармон получает чин 2-го лейтенанта и вскоре переходит на службу в 1-й артиллерийский полк, дислоцированный в Меце. К этому времени социальное положение юного офицера претерпело существенные изменения. 19 июня 1790 года Учредительное собрание Франции отменило все феодальные атрибуты, в том числе и институт наследственного дворянства, вследствие чего представители «благородного» сословия стали обычными гражданами. А Мармон де Вьесс стал просто Мармоном.
После недолгой службы в крепости Мец Мармон блестяще выдержал вступительный экзамен в Шалонскую артиллерийскую школу, после окончания которой в конце 1792 года получил назначение в Альпийскую армию.
Еще в период обучения Мармона в артиллерийской школе или, как теперь принято говорить — в артиллерийском училище, началась война революционной Франции против 1-й коалиции европейских монархических государств, вознамерившихся силой оружия подавить революцию в мятежной стране и восстановить в ней прежние порядки (апрель 1792 года).
С началом войны революционные события во Франции продолжали нарастать. Вместе с ними в стране нарастало и недоверие к «бывшим», особенно усилившееся после неудачной попытки бегства короля Людовика XVI за границу (т. н. «Вареннский кризис») и начала массовой эмиграции дворян. Этому во многом способствовали также далеко нередкие случаи измены и переходы на сторону врага офицеров-дворян в действующей армии.
10 августа 1792 года в Париже произошло народное восстание, завершившееся свержением королевской власти. Но обстановка на фронте продолжала ухудшаться.
19 августа 1792 года прусско-австрийская армия герцога Брауншвейгского вторглась во Францию. 2 сентября пал Верден. Дорога на Париж для врага оказалась открытой. Он был уверен в победе. В эти дни Парижская коммуна (городское правительство столицы) обратилось к народу к воззванием «К оружию, граждане! Враг у порога!» Пламенный клич бросает народный трибун того времени Ж. Дантон: «Для победы нам нужна смелость, смелость и еще раз смелость!»
В обстановке смертельной угрозы, нависшей над Революцией, Законодательное собрание Франции принимает декрет «Отечество в опасности!», в соответствии с которым все мужское население страны, способное носить оружие, объявляется подлежащим призыву в армию. Однако многие французы, вдохновляемые патриотическим порывом, не дожидаясь мобилизации, идут
Энергичные меры революционного правительства Франции дали свои результаты. 20 сентября 1792 года в сражении при Вальми была одержана первая в войне крупная победа французских войск над интервентами, а через 2 дня (22 сентября 1792 года) во Франции была провозглашена Республика. Ликующий клич «Да здравствует нация!» стал паролем победы. Кампания 1792 года завершилась победами армий Французской республики. Территория Франции была очищена от врага. Более того, французские революционные войска отбросили интервентов за Рейн, заняли Бельгию, вторглись в Германию и Голландию. На юге они овладели Савойей и Ниццей, отбросили врага за Пиренеи и Альпы.
Но зимой 1792/93 годов обстановка изменилась в худшую сторону. Армия Республики сокращалась с ужасающей быстротой. С декабря 1792 года по февраль 1793 года ее численность уменьшилась с 400 тыс. до 228 тыс. человек. Она утратила свое численное превосходство над противником. Дезертирство и эмиграция офицеров принимают массовый характер. Все это привело к развалу и хаосу в качественно ослабевшей республиканской армии. Деморализованные французские войска отступают на всех фронтах.
Кампания 1793 года началась с крупных военных неудач революционной армии. Недавний герой Вальми и Жемапа генерал Ш. Дюмурье потерпел поражение в Нидерландах, затем неудачи французских войск последовали одна за другой. Одной из немаловажных причин сложившегося положения являлось то, что у большей части волонтеров (а они составляли чуть ли не половину французской армии — на 135 тыс. линейных войск приходилось 105 тыс. добровольцев) истек срок контракта, заключенного на год, и они, покинув армию, вернулись домой. Другой причиной являлась все усилившаяся рознь между регулярными войсками и добровольцами, получавшими более высокое жалованье. И, наконец, права волонтеров самим выбирать себе командиров весьма болезненно воспринимались армейскими офицерами, служебный рост которых не мог идти ни в какое сравнение со стремительным продвижением по службе офицеров добровольческих частей.
Все это, а также ряд других причин не способствовали повышению боеспособности французской революционной армии. Положение усугубляли начавшиеся в стране и армии репрессии. Бывшие адвокаты, журналисты, лавочники и другие представители мелкой буржуазии, пришедшие к власти, давно уже испытывали недоверие ко всем «бывшим». Им всюду мерещились заговоры и измена. После измены генерала Дюмурье они сочли, что пришло время нанести сокрушительный удар по всем «врагам народа». Один из ближайших сподвижников вождя якобинцев М. Робеспьера, Ж. Кутон, выступая в Конвенте, прямо заявил: «Дело не в том, чтобы дать несколько примеров, а в том, чтобы истребить всех непримиримых врагов, поборников тирании». Это заявление бывшего адвоката стало как бы теоретическим обоснованием Большого террора революции, развязанного пришедшими к власти якобинцами.
Начиная со второй половины XVIII века в Европе, и прежде всего во Франции, большое влияние приобрел культ Разума. Люди самых разных сословий и профессий буквально преклонялись перед знаниями, овладев которыми они смогли бы переустроить не только свою жизнь, но и бытие всего человечества. Мыслители той эпохи были убеждены, что на смену мрачному Средневековью неизбежно должны прийти разумное понимание окружающего мира и грядущее царство справедливости. Добродетель должна непременно восторжествовать, убеждали они своих многочисленных читателей. Читать и цитировать труды Вольтера, Руссо, Дидро и других корифеев века Просвещения считалось признаком хорошего тона не только в либеральных кругах, но и в великосветских салонах. Именно тогда понятия Свобода, Равенство и Братство обрели конкретное содержание в умах представителей образованной части общества. Даже какая-то часть людей простых и бедных интуитивно пришла, к пониманию значения знаний и по мере сил стремилась дать образование своим детям, надеясь, что оно поможет им выбиться из беспросветной нищеты и кабалы. Но… как сказал поэт, «мечты, мечты, где ваша сладость?»… Вместо царства разума и Добродетели, восхваляемого на все лады апологетами переустройства общества на новых, рациональных и гуманных принципах, грянувшая в конце XVIII века Великая французская революция явила миру кровавый, зловеще-уродливый лик гильотины. Это в общем-то несложное приспособление стало самым весомым аргументом, используемым противоборствующими сторонами во внутриполитической борьбе.