Военные рассказы
Шрифт:
Когда все сгорело, спросил Дозорова:
— Ну что будем делать, штурман? Слышишь, немецкие танки уже нас обходят…
— Понимаю, я тебе помеха. Иди один. Может, потом отомстишь и за меня…
Долго длилось молчание. И вдруг Лавров вскочил:
— Пойдем!
— Я же не могу, командир. Видишь, ноги не слушаются.
— Пойдем, говорю!
Лавров опять взвалил штурмана на плечи. Нес на спине, полз, снова вставал и опять нес. Все-таки вышли они к своим. Только разошлись их боевые пути…
Лавров не мог понять: к чему все это он
— Штурман, пассажирка сомневается — туда ли мы летим?
В какую неудачную минуту заговорил Лавров! На пути стала черная громада Высоких Татр. Чтобы не врезаться в скалы, надо немедленно менять курс. Но расчетное время не вышло, и поворотного пункта не видно. Голубин мучился: лететь дальше или изменить курс, взяв под сомнение свои расчеты? Если изменить курс, то ни за что не найдет деревеньку, возле которой командир полка Дмитриев поставил крестик. Не найдет — значит, экипаж не выполнит такое важное боевое задание. А если он ошибся и перед ними гора…
В эту драматическую минуту и прозвучал голос Лаврова. Он будто клинком врубился в штурманский клубок «за» и «против» — теснились, противореча друг другу, кропотливый расчет и сомнения.
Время против него. Секундная стрелка ошалело бежит и бежит. Несусветное чудище, угрожая, наплывает на самолет. Выходит, и Лавров не совсем уверен в расчетах. Да и трудно поверить, когда ночь в обнимку с горами.
— Будет земля под ногами. Пусть не волнуется, — ответил Голубин Лаврову чужим, словно деревянным, голосом. Штурман не мог ничего различить на земле, летел как с завязанными глазами. Холодела в жилах кровь, перехватывало дыхание, сам весь будто окаменел, отсчитывая секунды полета, но режим не изменил, выдержал до конца.
Ночь скрадывала расстояние, и потому казалось — гора совсем рядом. А она была дальше.
Когда взяли курс на Банска-Бистрицу, у всех отлегло от сердца. Мрачная Герлаховка осталась в стороне. Корабль пошел на снижение.
Женщина, чувствуя приближение заданного района, забеспокоилась. Знала — ее ждут, встретят, а все равно тревожилась. Далеко забрасывала ее судьба. Истомилась еще на земле, когда ждала, пока скажут: «Сегодня летишь». Сейчас старается ни о чем не думать, а мысли сами бегут. Малейшая неточность приземления — и все может осложниться. Внизу скалы, деревья, быстрые горные речки. И все утонуло во тьме.
Тут свое имя забудь, зовись Анной. Опять будет так, как в Минске, как в других больших и малых населенных пунктах и партизанских отрядах. Так и не так. Там все же была родная земля, хоть и оккупированная врагом, но испокон веков своя.
А тут чужая страна. Правда, словаков она немного знала. Познакомилась с ними еще год назад, в Белоруссии. Гитлеровцы мобилизовали их в свою армию, но на передовую не посылали, боялись. При первой же возможности словаки переходили на сторону Советской Армии.
Анне поручили установить связь с командиром словацкого подразделения. Когда солдаты поехали на заготовку дров, она попросила подвезти ее. А там, в лесу, к командиру с улыбочкой:
— Не страшно вам здесь?
Угрюмый командир с видимым безразличием посмотрел на нее:
— А кого нам бояться?
— Как кого? Партизан…
— Здесь их нет, — сказал командир все с тем же безразличием.
— Сегодня нет, а завтра могут быть. Не сидят же они на месте.
— Мы партизан не боимся, — осмелев, сказал командир.
— С вами и мне не страшно, — проговорила Анна, пристально посмотрев в глаза командиру. Не боится партизан. Это же можно понимать и так, и эдак: то ли чувствует за собой силу, то ли сам ищет связь с ними. Попробуй пойми. Но Анна для того здесь и появилась, чтобы узнать, чем дышат люди.
Сперва ей показалось — рановато затеяла разговор о партизанах. Но почему тогда оживился взгляд до смерти уставшего человека? Он никуда не спешил, никого к себе не звал и не поторапливал солдат. Изредка поглядывая по сторонам, охотно разговаривал с ней. Анна решилась.
— А меня не боитесь?
— Чего вас бояться?
— Я — партизанка.
Лицо командира тронула едва заметная улыбка. Глаза посветлели.
— Партизаны такими не бывают…
Потом, когда разведчица Анна привела в бригаду целую роту словацких солдат, Мирослав (так звали командира) говорил:
— Трудно было поверить, что вы партизанка. Такие красавицы в болотах и лесах едва ли могли быть. Вы чистая русалка. Привидение… — И от души засмеялся. — Целую роту заворожила. У меня дома в Словакии есть жена и детишки. Когда вернусь, буду рассказывать им, как одна русская красавица околдовала меня.
— Вот попадет от жены, — сказала Анна.
— Нет, это вы для нее меня околдовали.
Теперь Мирослав, наверное, уже побывал в родном доме. Конечно, тайком. А сейчас ждет ее. Вместе придется им работать. Вспомнила и солдат из той роты. Одни тоже уже переброшены в Словакию, другие воюют в частях Свободы, с боями идут на свою землю. Вот как все изменилось за год.
…Чем дальше углублялся тяжелый воздушный корабль в словацкое небо, тем больше думала Анна об этом загадочном для нее крае.
Голубин вытянулся в кабине, припал лицом к стеклу. Внизу зарябило. Он напружинился, застыл. Под самолетом призрачно мерцали какие-то светлячки. Будто кто обронил на дороге золотистые бисеринки. Прорезая ночной мрак, они то вспыхивали, то гасли. У Голубина дух захватило.
Это же звезды! Они отражаются в реке. Значит, внизу река. Горы разошлись, река выпрямилась, вот в ней и отразились небесные светила. Все у него сошлось: и время, и место. Не ошибся он в своих штурманских расчетах, сомнения были напрасны. Голубин повеселел.