Военные рассказы
Шрифт:
— На старт выруливает, — ответил Березкин.
— Запретить взлет! Немедленно! Вот машина.
Березкину резануло слух. Денисов назвал его по фамилии, а не, как всегда, по имени и отчеству. И такой тон — кровь остановит! Впервые Березкин не смог Денисову возразить. И сам не понял — радоваться или огорчаться от такого командирского решения.
Березкин доехал до командного пункта, крикнул снизу наверх:
— Остановите Трегубова! Не допускаю к самостоятельному! — и подумал: «Вот если бы Трегубов взлетел в это время,
Трегубов возвращался на стоянку, как после проигранного боя. Нехотя, с досадой выключил двигатели, отбросил кверху фонарь, а на большее будто бы не хватило сил. Непомерной тяжестью давила на плечи тишина. Из-за туч доносился трескучий гул, будто лопалось по швам небо. Так лопается перед половодьем ослабший на реке лед.
Техник приставил к борту стремянку, взлетел — кровь ударила в виски.
— Товарищ майор, что случилось?
Трегубов молча щелкнул замком, освобождаясь от парашютных лямок. Поднимаясь с сиденья, встретился с тревожным взглядом техника и понял — настали минуты, когда сдержать самого себя куда важнее, нежели штурвал ракетоносца. Храня спокойствие, сказал:
— С машиной все в порядке. Где подполковник Березкин?
У техника отлегло от сердца. Лицо светилось улыбкой, он лихо приподнял голову и радостно сообщил:
— Вон его спарка. Взлета…
Последнее слово отсекло громом турбин. Задрожал воздух, загудела земля, будто обвалились горы. Этот грохот, как бы подхваченный ураганом, вознесся к громам небесным и пропал. Пламя, похожее на хвост кометы, метнулось за ним и исчезло, путаясь в облаках. На земле осталась забытая тишина, еще более оглушительная для Трегубова.
Медленно и неуклюже он спустился по стремянке, тяжелой походкой пересек рулежную дорожку и остановился, где смыкалась разорванная посадочными огнями ночь. Над ним в мрачном воздухе причудливо ворочались осклизлые тучи.
Вот и опять он между небом и землей. Опять рухнула надежда на полет, без которого не мог жить. А Березкин полетел. Ему можно, ему все можно. Его афоризмы хоть выставляй на самолетных стоянках: «порох в пороховницах», «форсаж», «любовь — кольцо». А тут получается заколдованный круг: на боевом не полетел, потому что не выпустили на спарке, спарку не закончил, потому что перерыв на боевом, а перерыв…. Попробуй найди тут конец.
Одно ясно — давай теперь восстанавливайся. Трать время, ресурсы, нервы. А если тревога, бой — на спарку, что ли, бежать? Или противник подождет, пока восстановишься? Куда ты годишься, если не перехватываешь, не стреляешь, не отрабатываешь пилотаж? И чего стоит твой первый класс?!
С горечью в душе Трегубов приподнял голову и уперся взглядом в низкое небо. Куда ни посмотри — всюду торчали раздражавшие его квазимодовы рожи туч.
Погода резко ухудшилась, и Денисов закрыл полеты. Последняя спарка зарулила на стоянку. Березкин возвращался с аэродрома один. Денисов догнал
— Садись, Петр Михалыч, ты мне нужен.
Открыв дверцу машины, Березкин увидел на заднем сиденье в углу майора Трегубова. И все собралось в одно: напряженный полет с ним, суровый выговор командира, запрещение взлета. «А что, без нас не укиснет квас?» — едва не сорвалось у Березкина. Не хотелось ему садиться в машину, возвращаться к тому, что произошло. Наверняка же начнет Трегубов…
Трегубов, на удивление, как воды в рот набрал. Сосредоточенно думал о чем-то своем. Березкин такую натянутость перенести не мог, заговорил:
— Ну и сложнячок нынче — наверное, черт с ведьмой свадьбу играют.
— И в такую непогодь придется работать, — сказал Денисов.
Денисов недоволен Березкиным. Разве в летном деле допустимы скидки? Действия Трегубова он тоже не одобрял. Горячность тут ни к чему. Трегубов чувствовал это, потому и молчал. А напористость его понятна. Выходит, и волновался он не зря. Разделяя душевное состояние Трегубова, Денисов, однако, не сожалел, что круто обошелся и с ним, и с Березкиным. Командир есть командир, а служба есть служба.
Перебивая мысли Денисова, Березкин озадаченно спросил:
— Как же так — полеты закрыли из-за погоды, а летать будем в таких же условиях?
Денисов обернулся и строго сказал обоим:
— Вводная поступила.
Денисов хотел сообщить об этом завтра, но на аэродроме понял — откладывать нельзя.
В штабе Березкин показал Трегубову пленку контроля полетов:
— Видишь, глиссада виляла…
Трегубов внимательно посмотрел на пленку и, недовольный собой, вернул ее Березкину.
— Ты прав, — оказал ему. Подумав, сухо добавил: — В этом ты прав.
— Ну вот. Куда же тут лететь… — оживился было Березкин и смолк. Командир звал их к себе.
— Получен приказ, — твердо сказал Денисов. — Будем действовать с незнакомого аэродрома. О погоде не говорю — сами знаете, что приносит с собой зима. Сроки, как видите, сжатые. Но резервы повышения боевой готовности у нас есть! И твое беспокойство, Трегубов, разделяю. Борьбу за эффективность полетов, — Денисов посмотрел на Березкина, — надо продолжать настойчиво, всеми силами. Оставшееся время целиком посвятить подготовке людей и техники…
Уже на другой аэродром пришла Трегубову телеграмма от жены.
Денисов и Березкин поздравляли его с первенцем.
— Летуном будет, — тепло сказал Денисов.
— Асом, — уточнил Березкин и, улыбаясь, добавил: — Если, конечно, в отца пойдет.
РУБИКОН НАСОНОВА
Наконец-то погода! К полудню дымка растаяла, и небо стало бездонным и пронзительно синим. Солнце уверенно излучало свет, лучи его уходили в космическую беспредельность. Над землей стало светло и просторно; птицы устремлялись ввысь.