Военные рассказы

Андрианов Сергей Васильевич

Таня уходила из дома не раз и не два. Уходила к подружке, с которой одновременно вышли замуж за выпускников летного училища, вместе приехали в полк и относились друг к другу как родные сестры. Теперь она ушла к ней, сказав, что насовсем.

Королькову уже не хотелось заниматься разбором своего полета. Он отложил в сторону исчерченные цветными карандашами белые листы и грустно улыбнулся: изобразить бы сейчас график семейных отношений и показать командиру звена. Вот бы где кривых линий было…

Виталий страдал от

одиночества и собирался идти к Тане. Таня знала, что он непременно придет. Будет просить, чтобы вернулась. И она вернется. Потому что никуда не собиралась уезжать от Виталия. Вместе они придут к себе домой и долго-предолго будут шептаться. Таня уже в который раз услышит, что Виталий любит только ее и больше никого на свете. От его ласковых слов она опять почувствует себя самой счастливой.

Утром она его спросит:

— Тебе кто снился, скажи — я или самолет?

— Дорогая Танюшка, ты мне приснилась, — улыбнется и скажет он. И важно добавит: — В самолете летим вдвоем с тобой.

— На сколько часов рассчитан полет? — спросит Таня. Виталий даже глазом не моргнет, ответит:

— На всю жизнь!

А когда Виталий снова придет с полетов, Таня закружится по комнате, запоет: «За мостом, под мостом трава зеленеет, за хорошим мужем жена молодеет…»

Но в этот вечер все получилось не так. Выйдя на улицу, Корольков увидел чистое, зовущее небо и вспомнил советы Орехова. Ему стало до боли обидно — Таня расстроила все его планы. Королькову надоели ее внезапные отъезды. И он уже не торопился идти за ней.

Утром на аэродроме, выпуская его в самостоятельный полет, Орехов спросил:

— Справишься?

Корольков по-настоящему не отдохнул, настроение у него было неважное. Но желание летать самому взяло верх над всем остальным. И он не задумываясь ответил:

— Справлюсь!

Его постигла неудача: на посадке выкатился за бетонную полосу. Подвел и себя и командира звена.

День тогда был солнечный, небо прозрачное, как чистое стекло. Орехов не отрывал глаз от самолета Королькова. Когда летчик сделал четвертый, последний перед посадкой разворот, он словно застыл, ожидая приземления ракетоносца.

— Высоковато выравнивает, — тихо сказал Орехов стоявшему рядом Марцеву. — Такой ошибки у Королькова раньше не было. Что он, земли боится?

Марцев оживленно, будто обрадовался, вступил в разговор;

— Чего ему теперь бояться, командир, он же захолостяковал. У меня сегодня ночь коротал. Семейная цепочка у него того… по звенышкам разошлась.

Взгляд Орехова был прикован к самолету Королькова. Потому слова Марцева не сразу до него дошли. Именно в то время он понял, что посадочной полосы Королькову не хватит и помочь ему сейчас уже не сможет никто. Поздно.

Когда за краем бетонных плит стихла турбина, до него вдруг отчетливо дошел весь горький смысл высказывания Марцева. Орехов побагровел. Злые слова Марцева

перевернули ему душу. Но он корил себя. Как же об этом не знал?! Как мог об этом не знать?!

Орехов пришел к Корольковым домой. Таня была встревожена, как птица, у которой разорили гнездо.

— Не говорите мне ничего, не говорите, или я разрыдаюсь.

— Таня, у меня к вам маленькая просьба. Придет Виталий — улыбнитесь ему, пожалуйста.

Таня с молчаливой настороженностью посмотрела на Орехова, и на ее лице промелькнула едва заметная горькая усмешка: ему еще и улыбайся…

Орехов продолжал:

— Улыбка женщины делает мужчину здоровым и радостным. Уверяю вас — еще не выдумали на свете лекарства целительнее теплой женской улыбки.

Таня вдруг переменилась в лице, обеспокоенно и торопливо спросила:

— А что с ним? С Виталием разве что-то случилось?

— Ему надо овладеть новым самолетом. А у него душа не на месте.

Таня спохватилась:

— Что же вы стоите? Садитесь.

Орехов садиться не стал. А когда ушел, Таня не находила себе места.

Все это теперь позади. Корольков успешно вылетел на новом сверхзвуковом самолете. Научился атаковать наземные цели, не уступает в воздушном бою своим противникам. А сегодня летит на дальний полигон «применять» боевые ракеты. Командир звена капитан Орехов давно позабыл тот случай. А вот Марцев…

Ну зачем ворошить старое? Мало ли что было — да быльем поросло. Когда Корольков рассердится на него, а когда махнет рукой: мели, Емеля, твоя неделя.

Сейчас его больше беспокоило временное прекращение полетов. Это же сразу заметит Таня.

Но вот показался Орехов. Спешит — значит, разрешение на взлет есть. У Королькова сразу от сердца отлегло. Сейчас Таня услышит гул его ракетоносца и, может, увидит белый стремительный росчерк в небе. Он почему-то вспомнил слова, недавно сказанные ею своей подруге:

— Вот с Виталькой у меня… Бывает, рассоримся, и знаю, что он не прав же, не прав. А как вспомню, что завтра у него полеты, хоть и муторно на душе, а терпишь, чтобы только он был спокоен. Ну, думаю, ладно, вернется — докажу, кто прав. Но когда он вернется, уже обо всем забудешь. Небо, что ли, делает их добрыми…

Задания на дальнем полигоне были выполнены. Летчики звена Орехова поразили все летящие цели. Королькову хотелось крикнуть друзьям: «Черти вы полосатые, неужели не видите, что я стал сильнее! В пять, в десять, в сто раз! Взгляните, я и на земле уже стою крепче. И в небе — хозяин. И ты тоже, Кирьянов». С трудом сдерживая наплыв чувств, он говорил Орехову:

— Товарищ капитан, теперь уж наверняка Алексей поедет за невестой.

Марцев скосил взгляд на Кирьянова.

— А ты все-таки погадай на ромашке, — сухо сказал он и осекся: перед ним лежала серо-желтая степь с пожухлой и чахлой полынной травой.