Военный переворот
Шрифт:
— Ну и ну! — присвистнув, протянул Краевский. — Вот это да! Мамаево побоище отдыхает.
Впечатленные погромом, Краевский и замминистра остановились посреди комнаты, глядя на Сытина. Тот смотрел на них снизу вверх, исподлобья.
— Борис, ты как? Что здесь произошло? — спросил Краевский.
Сытин продолжал молчать. На его щеках перекатывались желваки, а пальцы беспокойно шевелились, сжимаясь в кулаки. Чиновник поставил перевернутый стул и уселся посреди комнаты. Достав из кармана небольшой футляр, он раскрыл его. Вынув оттуда пилочку, Роберто занялся своим
— Ты в порядке? — еще раз переспросил Краевский.
В следующий момент пытливый подчиненный был прижат локтем Сытина к стене. Тот вскочил и оттолкнул его за какую-то долю секунды, как показалось Роберто.
Наезд получился эффектным и абсолютно неожиданным для двух трезвых людей. Замминистра вытаращил глаза, приостановив полировку своих ухоженных ногтей, глядя на то, что разворачивается перед его глазами. Разъяренный Сытин ткнул в подбородок Краевскому ствол пистолета и захрипел:
— И ты, гнида, будешь еще мне что-то говорить? Ты будешь спрашивать, все ли у меня в порядке, после всего, что произошло? Как ты вообще посмел приехать ко мне сейчас, сволочь?
Его налитое кровью лицо выглядело и вправду страшным. Нигерийцу показалось, что в следующую минуту последует выстрел. Он хотел что-то воскликнуть, но крик застрял в горле.
— Ты о чем? — только и смог выдавить из себя Краевский.
Прижатый к стене и совершенно сбитый с толку, он выглядел испуганным. И неудивительно — весь вид Сытина внушал серьезные опасения.
— Не притворяйся, тварь, я этого не люблю! Я прекрасно понимаю, что это твоих рук дело!
— Что моих рук дело? — судорожно проговорил прижатый к стене Краевский.
— Не юли, тварь! — кричал, брызгая слюной, Сытин. — Я тебя знаю, как облупленного. Я тебя до ногтей знаю!
— Клянусь, я ничего не понимаю! В чем ты меня обвиняешь?
Краевский начинал задыхаться. Локоть Сытина немилосердно давил ему на горло. Он попробовал выскользнуть из цепких рук потерявшего всякий контроль хозяина виллы, но это оказалось делом безуспешным. Ствол пистолета еще сильнее прижался к шее. Покрытый холодным потом Краевский понял, что лучше сейчас не дергаться.
— Я тебя не обвиняю — я тебе приговор выношу. Ты же узнал о Наташе раньше, чем я, не так ли? И просто украл алмаз. Как просто все придумано, не правда ли?
— Да ты что, я ничего не крал! Как ты можешь так говорить обо мне!
— Она не могла бросить меня из-за денег, — последовал очередной вопль. — Не могла!
— Если тебе нужен мой труп, то просто пристрели меня, я не хочу умереть от удушья, — с выпученными глазами прохрипел Краевский.
Сытин отпустил его горло. Отойдя немного назад, он продолжал держать пистолет в метре от него, направив ему в голову. Краевский согнулся пополам, пытаясь набрать больше воздуха в грудь. Чуть отдышавшись, он ответил:
— Я чист. Я не крал алмаз, поверь мне.
Прижав руку к груди, Краевский теперь напоминал подсудимого, который клянется всем святым, чтобы убедить высокий суд в своей невиновности.
— Для меня все это такая же неожиданность,
— Ты! Ты думал, что я решил обмануть тебя. Что я только сделал вид, будто пропал алмаз, — перешел на шепот Сытин. — И ты искал его здесь!
В следующую секунду Сытин нажал на спусковой крючок. Последовал сухой щелчок. Ствол пистолета оказался пуст. Сытин тут же с улыбкой сумасшедшего передернул затвор и сказал:
— А теперь я пристрелю тебя, если не скажешь правды!
Нигериец, наблюдавший всю это сцену с видимым волнением, раньше Сытина понял, что Краевский не виноват. Он попытался взять Сытина за плечо, чтобы успокоить его разгоряченные алкоголем и всем произошедшим нервы. В следующую же секунду досталось и ему. Обернувшись, Сытин коротким ударом заехал ему по лицу, отчего грузная туша чиновника упала на пол, рядом с Краевским. Все трое представляли собой странную картину: абсолютно невменяемый Сытин с пистолетом и два его дрожащих «товарища», лежащие на полу.
«У него уже поехала крыша, — пронеслось в голове Краевского. — Нужно что-то делать».
Подтянув ноги к груди, он собрался в пружину и через мгновение вскочил на ноги, заключив Сытина в железные объятия. Опьянение, разбиравшее все больше хозяина виллы, не позволило ему оказать сильное сопротивление.
— Успокойся и выслушай меня! — заорал прямо в ухо Сытину Краевский. — Я ничего не крал, я не знал о погроме. Ты должен мне верить, черт подери!
Когда Краевский почувствовал, что тело Сытина в его руках слегка обмякло, он понял, что кризис миновал, и отпустил его. Сытин рухнул на стул, уронив голову себе на грудь.
В этот момент на улице раздался сильный взрыв, выбивший последнее уцелевшее окно. Осколки со звоном разлетелись по помещению. Краевский инстинктивно набросился на Сытина, прижав его к полу и прикрыв собой. Разгоряченные африканцы на прилегающих к вилле улицах размахивали повстанческими флагами. Они орали песни и бесновались напропалую. Нет, у них не было цели взорвать виллу — они просто демонстрировали силу. Мятежники и не догадывались, кому принадлежала эта охраняемая вилла. Они пытались надавить на власти, бросая гранаты и паля без разбора из автоматов. Хотя если бы они только знали, что на вилле в этой самой комнате находился представитель властей, замминистра был бы уже мертв. Как, впрочем, и двое этих белых.
С улицы раздалось несколько автоматных очередей. Кто-то закричал не то от боли, не то от ярости. Взорвав очередную гранату, толпа разбежалась в разные стороны. В ту же минуту раздались сирены приближавшихся правительственных машин. Они были где-то очень близко от виллы. Послышались новые выстрелы и крики. Ситуация накалялась. Теперь не хватало только, чтобы кто-нибудь ввалился в виллу. Мятежники могли использовать ее как узел обороны.
После взрыва Роберто тоже бросился на пол, закрыв голову руками. Он же первым и зашевелился. Чиновник приподнял голову, оглядываясь по сторонам: