Военный Петербург эпохи Николая I

Малышев Станислав Анатольевич

Свои каски русская армия впервые продемонстрировали врагу во время Венгерского похода 1849 года. В них же она в 1853 году начала Крымскую войну. Офицер, пожелавший остаться неизвестным, вспоминал: «Солдат в то время был одет очень неудобно… На голове носили каску, которая на парадах и разводах способна была производить эффект на зрителя, но в военном отношении оказывалась совершенно непрактичною. Сделанная из лакированной кожи в форме котелка, с гербом, шишаком и чешуей из желтой меди, каска эта в жаркое время года сжимала голову точно в горячих тисках, а зимою не представляла защиты от стужи». [218]

218

Цит. по: «Шутили, не верили, не приготовлялись». Интендантство: изнанка кампании.

Публикация П. Ляшука // Родина. 1995. № 3–4. С. 90.

Другой участник Крымской войны, пехотный офицер П.В. Алабин, в походной записи от 12 октября 1854 года отмечал: «В Николаеве нас встретил флигель-адъютант граф Левашов… с распоряжением — оставить каски в особых складах… Солдаты от души благодарят… за распоряжение об оставлении касок…. И то сказать, что шлемы не только не приносили им пользы, но делали вред. От дождей и потом сильной жары каски скоробились, сжались до того, что едва держались на головах солдат, давя их и сжимая до головной боли. Небольшой ветер — глядишь, и летят каски с голов. А чистка их медных украшений, а сбережение чешуи, чтоб не разорвалась, да звенья не рассыпались, да шишак чтоб не сломался — разве мало это поглощало времени и труда?». [219]

219

Там же. С. 91.

Каска гвардейских кирасирских полков в 1845–1846 гг.

Стоит напомнить, что чешуя и прочие медные украшения были и на киверах, которые русские солдаты носили сорок лет до появления касок, и на новых киверах армейских полков, которые были введены в 1855 году вместо касок. В то время как гвардия на побережье Финского залива и все войска, стоящие вдоль западных границ, несли службу в касках, героические защитники Севастополя запомнились и вошли в историю в фуражках, которые считались нестроевым головным убором. Это нельзя считать признаком отсталости России. Англичане в Крыму терпели не меньшие неудобства от своих кожаных киверов, и намеренно старались их потерять, чтобы воевать в удобных фуражных шапках.

Амуниция

По сложившейся традиции, все николаевской царствование в пехоте патронная сума и тесак носились на двух широких кожаных ремнях, перекрещенных на груди. В тяжелой пехоте вся кожаная амуниция была белого цвета, в легкой — черного. Перевязь кавалерийской лядунки была у нижних чинов белой, у офицеров — золотой или серебряной, по металлическому прибору полка. В 1846 году, когда все ружья получили капсюль вместо кремня, приказано было носить капсюли в особой черной кожаной сумочке, которая крепилась на груди.

Солдатский ранец, который был принадлежностью нижних чинов всех пеших частей, по-прежнему шился из телячьих кож с черной кожаной оторочкой по швам. С 1826 года в пехоте скатанную шинель втискивали в цилиндрический чемодан из черной клеенки, который пристегивался к ранцу сверху. Плечевые ремни ранца стали шире и доходили почти до пояса, где соединялись поперечным ремнем. В таком виде русские солдаты прошли Персидскую, Турецкую и Польскую кампании. В 1834 году у ранца осталось всего два ремня, которые перекрещивались на груди. Они накладывались на перевязи тесака и патронной сумы и в течение всего царствования имели с ними одинаковую ширину.

Барабанщик, рядовой и унтер-офицер Л.-гв. Финского стрелкового батальона в 1829–1833 гг.

Унтер-офицер Л.-гв. Саперного батальона в 1934–1843 гг.

Обер-офицер Л.-гв. Гусарского и рядовой Л.-гв. Гродненского гусарского полков в 1835–1838 гг.

В кавалерии вещи по-прежнему складывались в серый суконный цилиндрический чемодан за седлом, а скатанная шинель крепилась к лошади перед седлом.

Ранец сопровождал солдата и на параде, и в походе, и бою. В 1831 году в Петербурге

появился очередной рассказ Марлинского, где автор писал, восхищаясь силой и выносливостью русского солдата на Кавказе, который побеждает, несмотря на тяжесть и неудобство амуниции: «С пудовым ранцем за плечами прыгает он на скалу и на стену, как серна, с голодным брюхом дерется как лев, на приступе. Нет для них гор непроходимых, нет крепостей неодолимых». [220]

Совсем по-другому, уже без романтического настроения 30-х годов, вспоминал о николаевских ранцах участник Крымской войны армейский офицер А.Ф. Погосский: «…Пресловутый „кормилец“, или „дом солдатский“, — ранец, заклейменный всеклеймящим учебнокарабинерным язычищем прозвищем „чертов хребтолом“, или „чучело телячье“, — и он едва ли составляет такую незаменимую принадлежность походного человека, как считают его даже старые боевые служаки… Ранец ни на минутных привалах, ни в стрелковой цепи лежачей — не снимается и продолжает давить человека. Не говоря о том, что сухари в этом „кормильце“ запрятаны так далеко, что пока докопаешься до них, то иногда и аппетит пройдет. Хороша и манерка, если, например, на 7–8 часовом деле захочется хлебнуть воды человеку: надо быть немножко фокусником, чтобы отстегнуть и пристегнуть ее на походе». [221]

220

Бестужев А.А. (Марлинский) Будочник-оратор // Бестужев А.А. (Марлинский) Ночь на корабле. Повести и рассказы. М., 1988. С. 171.

221

Цит. по: «Шутили, не верили, не приготовлялись». Интендантство: изнанка кампании. Публикация П. Ляшука // Родина. 1995. № 3–4. С. 90.

При караульной форме ранца не полагалось. Шинель, скатанная в короткую тугую трубку, без всякого чехла находилась за спиной солдата. Она лежала на патронной суме, привязанная к ее перевязи.

Эполеты и погоны

Эполеты — символ русского офицерства XIX века, знак чести и доблести. Герой лермонтовского «Маскарада» князь Звездич на издевательский вопрос карточного игрока: «Я вижу, вы в пылу, готовы все спустить. Что стоят ваши эполеты?» Гордо отвечает: «Я с честью их достал и вам их не купить». В другой раз он говорит: «И право, эти эполеты я заслужил не бегством от врага». Поскольку драма написана в 1835 году, то можно предположить предысторию: молодой человек отправился на Польскую кампанию юнкером, и уже на войне, отличившись в боях, был произведен в офицеры.

П.Г. Демидов, корнет Кавалергардского полка. Худ. П.Ф. Соколов. 1830-е гг.

Сейчас трудно представить, но когда в 1807 году во всей русской армии впервые появились офицерские эполеты, то поначалу их восприняли с неприязнью, как символ торжества врагов — французов, с которыми был заключен непопулярный в России Тильзитский мир. Остроумцы говорили, что теперь у каждого русского офицера на плечах сидит Наполеон. Но в течение войн 1812–1814 годов русские эполеты покрыли себя славой побед над Наполеоном и стали привычной, неотъемлемой частью офицерского обмундирования. По моде 1800-х годов эполеты старались делать как можно меньшего размера, но на рубеже 1810-1820-х годов они начали постепенно увеличиваться, а при Николае I по моде 1830-1840-х годов достигли огромных размеров.

У русского солдата на плечах были погоны, которые поддерживали кожаную амуницию, несли информативную функцию, да и просто украшали мундир и шинель. На солдатских мундирах большей части кавалерии вместо погон были эполеты, более простые, чем офицерские. Если в годы наполеоновских войн нижние чины носили эполеты только в уланских полках и Л.-гв. Казачьем полку, то в 1817 году их получили и драгуны, и конноегеря, а также конная артиллерия и коннопионеры. А при Николае I, в 1827 году, эти солдатские эполеты вместо шерстяных стали коваными, с чешуйчатым полем. Такая же «чешуя» заблестела и на офицерских эполетах этих частей, а также у гусарских офицеров, которые носили эполеты только при вицмундире и сюртуке. Кроме того, в 1827 году на всех офицерских эполетах появилась важнейшая деталь — звездочки для различия чинов. Эта система с некоторыми изменениями была заимствована у скромных, малозаметных инженеров путей сообщения, которые имели звездочки еще с 1809 года!