Воевода

Ланцов Михаил Алексеевич

А в Нарве началось твориться такое, что и не пересказать. То ли кто-то псковичей сдал, то ли ключевые фигуранты Ливонии сами о том прознали. Но нагнали они своих представителей в город и начали особенно люто бдеть.

Сильвестр подключил все свое влияние, но ничего сделать не мог. Лишних глаз в Нарве внезапно оказалось даже больше, чем в Риге. И они не просто были, но и явно чего-то ждали, искали, суя свой нос всюду. Отчего невероятно мешали сложившейся торговле.

Пришлось Адашеву выезжать на место самолично.

Не официально, разумеется. И с большим

таким сундуком монет. Внушительным. А прибыв в Ивангород, начать активные переговоры с влиятельными людьми Нарвы. Ведь каждый день был на счету. И, по сути, часть лошадей заболела в том числе и из-за того, что слишком много времени провела на кораблях в ожидании разрешения вопроса.

Адашев действовал по обычной схеме. Просто покупал лояльность ключевых персон. Представители руководства Ливонской конфедерации этому старательно противодействовали. Вплоть до отстранения тех или иных должностных лиц. Посему, довольно скоро Алексей Федорович перешел к подкупу горожан. Дабы перетянуть их на свою сторону и усилить давление…

Формально Нарва являлась собственностью Ливонского ландмейстерства Тевтонского ордена. И, в принципе, с их представителями можно было бы как-то договориться. В обычное время. А тут в города забрались представители всех епископств. И зорко следили друг за другом и за местными. Чтобы вдруг кто-то что-то не то не сделал. И закон не нарушил. И… в общем — толпа вахтеров.

Так или иначе, но ситуация стремительно накалялась. Активное вливание денег и смело раздаваемые обещания вступали в прямой конфликт с политикой «не пущать» руководства конфедерации. Они ведь знали, что через Нарву пытались ввести на Русь хороших коней. И пыталась этому всецело помешать.

Сначала это привело к глухому ворчанию масс. Потом, из-за срыва торговых операций, к уличным волнениям и беспорядкам в результате которых всех этих вахтеров просто выгнали из города. Ведь Адашев сумел недурно так накрутить простых обывателей, обильно их прикормив щедрыми горстями монет.

Как следствие — к городу подошли войска ордена. Чисто демонстративные. И потребовали порядка с подчинением. А также смены руководства города. Жители этого не пожелали делать и ворота воинскому контингенту не открыли. Тут-то Адашев и подсуетился, провернув тоже самое, что и в оригинальной истории[4]. Он предложил жителям Нарвы перейти под руку Иоанна Васильевича.

И те согласились.

Просто потому, что это было им выгодно. Ведь у Нарвы, в отличии от Ливонии в целом, разнообразия не было. Этот город был всецело завязан на транзит русских товаров. И поставленный в «позу лотоса» сделал свой выбор в пользу финансовых интересов.

Осаду ордену пришлось снять. Практически тут же. Потому как к ним из Ивангорода прибыл местный воевода с вопросом — какого лешего они творят? И показал бумагу, согласно которой Нарва ныне под рукой Царя Московского и Всея Руси.

Это привело к стремительному обострению ситуации. Боевые действия представители Ливонии тут же свернули, отозвав свои войска. Орден оказался не готов вступать в эту войну. Во всяком случае — вот так вот. С ходу.

Однако дипломатический скандал начал разгораться до небес. До Царя, ясное дело, он еще не дошел. Не успел. Ведь человек был в походе. Как и до Вильно с сидящим там Великим князем Литовским. Однако по всем признакам ситуация грозила превратиться в катастрофу. Во всяком случае, дипломатическую.

— Ну и дел ты наворотил, — покачав головой, заявил купец псковский, встречая вполне довольного собой Адашева. Тот самый купец, который с Андреем сговаривался о торговле.

— Ты, я вижу, не доволен, — напрягся Алексей Федорович.

— А ты думаешь, Царь-Государь нас по голове за Нарву погладит?

— Так за что ругать-то? Прибыток ему великий!

— Прибыток, — горько усмехнулся купец. — Ты хоть понимаешь, чем это грозит? Нарва — порт морской и годный для наших дел. Ежели мы токмо через него торговать станет, не пущая свои струги в Ливонию, то им в том убыток великий. Оттого они ужом виться будут, но постараются его вернуть. Либо как еще навредить. Лихоимцев в море запустят, чтобы не пройти, не проехать к Нарве было. Мало их, что ли, по всей Балтике?

— Кишка у них тонка, — фыркнул Адашев.

— У них? Может быть. А у литовцев? А у свеев? А у данов? Тут ведь не угадаешь, кому и что они пообещают. Мню, по всем землям папистов клич крикнут на помощь да к прочим обратятся. И ведь приедут. И денег пришлют. Ой не к добру все это… ой не к добру…

— Ты больно труслив для купца.

— А ты больно смел для человека, что при Царе ходит. Не боишься головы лишится?

— Не ты мне приказы отдавал. Не тебе и судить. — нахмурился Адашев.

— Ясное дело. Голова-то твоя. Тебе ею и в петлю совать, али на плаху класть. Теперь быть войне. Вот те крест. Меня чуйка редко подводит. А ты у Государя нашего спрашивал — жаждет ли он войны? Вот. То-то и оно. Ох дела наши многогрешные…

Адашев промолчал, недовольно буравя глазами купца.

— Но теперь чего уж болтать попусту? — тяжело вздохнув продолжил купец после паузы. — Ругодив[5] под руку Царя отошел. Разве нам с тобой от того отказываться? Да и лошади пришли. В том тоже польза немалая. Добрые лошади. Мда. Надо бы в Новгород еще своих людишек послать.

— Это еще зачем?

— Али не слышал? Новгородцы с немцами англицкими вроде сговорились[6]. И те должны в устье Невы плыть да торговлишку вести. Вместо того, чтобы в Белое море вокруг нурманов да свеев ходить. Но там, у Невы, торговлишка без всякого устроения. Ни порта, ни складов, ни корчмы, ни девок до морячков охочих. А тут, под Ругодивом да Ивангородом — самое то. Да и ближе.

— То дело новгородцев. — строго произнес Адашев.

— А это, — неопределенно махнул купец головой, — не их дело? Или ты мнишь, что не они нам мешали? Что не они сдали сговор наш с ганзейцами да ругодивцами? Без их происков беды бы не случилось. И мы смогли бы спокойно сговориться о проводе лошадей. Не так ли? Или у тебя, Алексей Федорович, дела торговые жгут? И ты желаешь и царево дело исполнить ладно, и с изменниками дружбу дружить?