Воин аквилы

Шмыглёв Владислав

– Дядя, ты по обыкновению своему всё так же сдержан и невозмутим Поразительно. Знаешь, ко мне вдруг закралось в душу такое стойкое ощущение, что ты меня сюда не просто так привёз?! Ты что же, наблюдал здесь за мной всё это время? Но только для чего?! И зачем?

– Ха-ха-ха! Ты меня не перестаёшь забавлять и, самое главное, радовать своей мудростью и наблюдательностью, мой дорогой племянник. Да, ты прав! Я тебя сюда не просто так привёз! И я за тобой наблюдал. Твоё чутьё тебя не обмануло. И это прекрасно. Ведающее суть чутьё – ох, что может быть ещё лучше! Владиус, запомни его яркое проявление и впредь всячески старайся развивать его в себе. Поверь, твоё чутьё тебе обязательно, когда придёт для этого время, отплатит доброй монетой. Поможет в жизни в разных её ипостасях выбрать для себя по-настоящему что-то правильное и верное.

– Но, дядя, как я его буду развивать?! С помощью чего?

– С помощью необычайной внутренней выдержки и под стать камню терпения. Да-да, мой

друг, ты не ослышался. Знаешь, Владиус, я увидел в тебе необычайный сгусток внутренней большой силы. Силы, преисполненной по большей части вехами бесстрашной отваги и мудрого праведного благочестия, разбавленного чрезмерной любознательностью. Но без должного терпения всем твоим внутренним вехам, случись с ними одновременно что-то необычайно страшное, может настать скорый конец. Тебе ещё предстоит хорошенечко научиться с выдержкой принимать разные посылы этого мира. Как добрые, так и злые. Терпение, оно же самообладание, способно привнести в душу покой, а также показать выход из кажущегося жизненного тупика. Знаю, ты очень хотел, Владиус, как можно лучше увидеть и услышать императора. Вернее, твой безудержный порыв любопытства этого жаждал. Но людская стена не позволила тебе так просто этого сделать. Ха-ха! Я всё видел. Друг мой, в жизни вот такие стены тоже часто предстают, и их очень сложно как-то обойти и проломить. И подчас тогда приходится смиренно уступать возникшим различным обстоятельствам иногда до благонадёжного времени, заглушая бушующие в душе эмоции неприглядной каменной невозмутимостью. Хоть тебе и непросто с этим было смириться, но ты, успокоившись, отступил от своей намеченной затеи, проявив тем самым долгожданное душевное здравомыслие. Вот ради этого я тебя во многом и привёз сюда. Я хотел посмотреть, как твоё не терпящее любознательное естество, столкнувшись с непреодолимой преградой, себя поведёт. Будет ли оно в безрассудстве биться об препятствие или же, проявив, как я уже ранее сказал, здравомыслие, во временном благе отступит. Ты меня не разочаровал, друг мой!

– Ох, дядя, да если бы я знал-то? А впрочем, я благодарю тебя за предоставленный жизненный урок. Искренне благодарю! – с почтенным преклонением, не мешкая, промолвил Владиус.

– Так-так! Ну что же, я принимаю твою благодарность, племянник, и вдвойне радуюсь тому, что мой урок для тебя, вижу, даром не прошёл! Молодец! Быстро уясняешь! Эх, и вот каково мне будет после моей сенаторской школы в будущем тебя отдавать на растерзание в армейскую пучину? Неужели и правда будет такова воля наших богов?! Что же, поживём – увидим! Да, кстати, насчёт императорской речи не волнуйся. Ты немного потерял. Принцепс, как обычно, я уверен, вещает всем о неизменности избранного пути величия империи, так сказать, сохранении Августова мира или же, другими словами, продолжении пакс Романа, и ещё, стало быть, обещает обеспечить благополучие всем имущим. А неимущим в знак пущего умиротворения их бедных душ в конце благопристойной речи, как водится, обещает раздать вдоволь бесплатного хлеба. И через некоторое время устроить и зрелища. Всё как водится. Ха-ха-ха! Ты ещё не утомился, мой юный друг? Вижу, что нет, тогда я предлагаю нам вдвоём, излишне не медля, наконец-таки отправиться на торговые римские базары в поисках нарядных облачений к званому вечеру. Потому как они нам просто необходимы. Да и городские термы нам также не мешало бы посетить. Ну что, Владиус, в путь?!

– В путь, дядя, я ко всему этому с нетерпением готов!

И, услышав столь благоговейные слова из уст племянника, Овидий молча им мысленно возрадовался и, загадочно и в то же время торжествующе улыбнувшись застывшему в дальнейшем ожидании племяннику, повлёк его за собой в сторону дальнего края храмовой площади. Прямиком навстречу ожидавших свершения многих дел! И словно в дивном сказочном сне, перед мысленным взором Владиуса вновь лихо пронеслись приправленные далёкими отголосками шумных городских улиц многолюдные торговые рынки. И будто обрамлённые магией сладострастия приятные часы, проведённые в приятном купании и здравом отдыхе изнутри выложенных мрамором и украшенных изумительной мозаикой и различными скульптурами и статуями величественных Терм Тита. Прокручивая в голове мысленный водоворот, состоящий из ожиданий долгожданного вечера, а также отпечатавшихся в памяти приятных ноток проведённых в жарком кальдариуме с последующим охлаждением тела в фригидариуме и наслаждением от намазывания и соскабливания ароматических лечебных масел, Владиус так замечтался, что толком и не заметил путь к месту назначения благоухающего празднества. И только перед самым входом в роскошную виллу молодой римлянин наконец-то пришёл в себя, в этот же момент поблизости услышал до боли хорошо знакомый и на корню пресекающий всякого рода отвлекающие мысленные затеи эхом пронёсшийся родственный звучный оклик:

– Владиус, ну что ты там встал как неживой, словно предавшись чувству нерешимости. Поздно, мой дорогой племянник, отступать от намеченных судьбой деяний. Ну же, давай соберись и ступай за мной! А то мы и так уж довольно припозднились. И поправь свою тогу.

И, не говоря ни слова в ответ, юноша, воодушевившись

словами Овидия, мигом отбросил отвлекающие мысленные наплывы и, поправив своё роскошное одеяние, направился вслед за мелькающей впереди спиной дяди. И будто в сладостной грани божественного олимпа, вскоре перед глазами Владиуса предстали в дорогом обрамлении внутреннего убранства виллы десятки и даже сотни снующих повсюду кто с вкуснейшими блюдами, а кто с находящимися подле своих многочисленных господ с опахалами-флабеллумами рабов. Бедняг, щедро разбавленных повсеместно застывшими молчаливыми, словно каменные истуканы, стражниками, которые, в свою очередь, растворялись на фоне предающихся благоуханному развлечению повсеместно наполненного духом светских и политических бесед вечеру приглашённой разноликой как римской, так и иной всевозможной высшей знати. Не переставая глядеть на всё это живое великолепие, нутром молодой римлянин ощущал некое смущение, постепенно переходящее в неистовую и загадочную грань любопытства. Видя красоту и утончённость увлечённых как беседою, так и просто отдыхом всевозможных как ещё очень молодых, так и вполне почтенных знатных особ, Владиус то и дело ловил себя на одной и той же мысли, относящейся к истинно правдивому дядиному изречению о присутствующем на званом ужине настоящем цвете римского общества. Но во благо или же нет, а мысленная грань, пусть и преисполненная ареалом пленительного интереса, всё же имеет свой ство иногда волей-неволей, но заканчиваться. Так сказать, тихонечко преломляться под напором извне. Что, собственно, немного погодя и произошло со вступившими в ещё более обширный зал, имеющий огромный бассейн, заполненный всевозможными живыми рыбами, дядей и племянником, неожиданно повстречавшими там же олицетворяющего по своему виду и жестам явно самого хозяина жилища. Как есть, хозяина дома и находящегося поблизости от него по облику ещё столь молодого, но уже не лишённого изысканного и статного вкуса в своём внешнем богатом облачении патриция. Дух празднества по-прежнему ощущался повсюду, а потому щедрый и благопристойный хозяин всего этого званого торжества, не нарушая идиллии, знаками рук по-особенному ярко тут же поприветствовал вдруг попавшегося на глаза, стало быть, такого желанного гостя и затем, уже не утруждая себя на излишний бессловесный церемониал, разразившись довольной ухмылкой, громко прокричал:

– Ах, кого же это мгновение назад узрели мои очи?! Да это же сам Овидий Рутилий, самый честный и справедливый из всех римских сенаторов! Ха-ха! Очень рад видеть тебя, благочестивый слуга римского народа, в моём доме!

– Благодарю, Луций Тициний! Для меня большая честь присутствовать у тебя на званом ужине, устроенном в столь великолепном месте! – улыбнувшись в ответ, промолвил сенатор.

Не думая униматься, хозяин жилища с вновь вспыхнувшей на раскрасневшемся лице довольной ухмылкой произнёс:

– Хм, вот кого-кого, а сенаторов, не обременённых излишней каплей лести и притворства, я ценил и продолжаю высоко ценить. Твой благодарственный посыл, Овидий, принимается мною! Ха-ха! Да как я погляжу, ты не один сюда пришёл?

– Да, я не один, Луций! Вместе со мной на сей прекрасный званый ужин пришёл и мой племянник Владиус! Он вместе с родителями прибыл в Рим из далёкой провинции Британия.

– Владиус?! Ох, однако, какое редкое и очень занимательное и звучное имя! Ну что же, я рад приветствовать тебя, племянник праведного сенатора!

– Взаимно, благочестивый Луций Тициний! Я очень рад присутствовать здесь, в этом настоящем оазисе сладострастия и красоты! – не мешкая, точно под стать дядиному уважительному тону, промолвил юноша и мигом в невозмутимой задумчивости замер, попутно в душе ожидая неведомой ответной реакции на свой посыл от хозяина виллы.

Точно предугадывая мысленный посыл застывшего перед взором юнца, Луций с довольным оскалом бросил:

– Ха-ха! Да, а ты, как я погляжу, юноша, и впрямь походишь на племянника Овидия! Забавно! Ну что же, благодарю тебя, Владиус! Да, кстати, гости мои дорогие, прошу любить и жаловать точно моё сущее отражение Валерия Тициния, моего дорогого и любимого сына!

И, услышав своё имя, стоящий поблизости от хозяина жилища юноша вдруг резко оживился, и, не говоря ни слова, а напротив, с элегантным преклонением тихонечко, точно нехотя поприветствовал застывших прямо перед ним Овидия и Владиуса. И тут же, заметив похожий, преисполненный молчаливостью ответ гостей, Луций, дабы не затягивать столь ненужную веху дальнейшего приветствия, слегка прокашлявшись, произнёс:

– Эээ, Овидий, я бы хотел с тобой кое-что обсудить! Кое-что о политике! Я думаю, ты не будешь возражать, если мы ненадолго покинем наших юнцов.

И, с пристальной поочерёдностью взглянув на лица пребывающих в задумчивости Владиуса и Валерия, а затем переместив взор обратно на чуть возбуждённого хозяина жилища, сенатор, выждав небольшую паузу, в ответ воскликнул:

– Нет, не возражаю, Луций! Я думаю, молодым людям без нас тоже будет о чём мудром поговорить. Не будем их более стеснять.

– Вот и славненько! Да, не будем! – улыбаясь, тотчас протараторил неугомонный хозяин виллы и, следом подхватив под руку Овидия, направился вместе с дорогим гостем подальше, в глубь зала своего огромного жилища.