Воин Донбасса

Пересвет Александр Анатольевич

Потом он взглянул на Алексея.

Взгляд был таким, что у того что-то обрушилось внутри.

— Давай, пошли, — скомандовал Мишка, поднимаясь со стула и бросая на стол деньги за пиво.

В ответ на вопросительное вскидывание бровей добавил:

— К тебе летим. Квартиру тебе взорвали. Есть пострадавшие…

Ирка!

Глава 6

Возле дома кучковались комендачи, какие-то люди в гражданском, какие-то военные. Не очень много — Новый год всё же. А взрывы в Луганске, хоть и стали редкостью за время перемирия, всё равно

оставались привычным явлением бытия. Ещё с летних обстрелов.

Да и то сказать — перемирие перемирием, а дня не было, чтобы над городом не разносились звуки, хорошо знакомые каждому луганчанину. На них уже не обращали внимания. Линия фронта рядом — в двенадцати километрах. Вон она, в Станице Луганской. Ныне под украми, а ведь формально считалась вполне себе законной принадлежностью областного центра — городским районом Луганска.

Некое оживление возникло, когда к группе собравшихся подошли Михаил с Алексеем. Им пожали руки, сказали неизбежные в данных обстоятельствах слова — вон, дескать, как с Новым годом укропы поздравили. В квартиру, однако, пока не пустили — осматривают, дескать.

Не грубо не пускали, предупредительно. Даже, можно сказать, просительно. Но! — Мишкины ли доводы действовали, собственные ли мысли по этому поводу… А только ощущал Алексей некое недоговорённое напряжение, разлитое в воздухе. Как-то смотрели на него… изучающе, что ли. Вдумчиво. И без сочувствия.

Впрочем, военные люди все. Сочувствие на войне быстро атрофируется. Иначе сердце не выдержит.

На главный вопрос — не было ли в квартире женщины, ответили утвердительно. «Только что увезли», — сказал кто-то незнакомый в гражданском. Вот, значит, какую «Скорую» они видели минуту назад! Более подробно о состоянии Ирки гражданский не знал.

Сердце заколотилось будто попало в вязкое болото…

При взгляде снизу на окна квартиры повреждения казались мелкими. Разбитые стёкла, вываленная наружу рама в зале. Обгрызенные осколками занавески, тоже вывесившиеся наружу и вяло елозящие по серой внешней стене. Подкопчённый бетон вокруг. Но не сильно — без пожара обошлось.

Мишка тем временем ввинтился в собрание, вытащил троих. Своих, судя по всему. К Алексею же подошёл незнакомый военный. По ухваткам судя, комендач. Но видно, что фронтовик. Это вызывало доверие.

В комендатуре тоже разные люди служили. Даже — как все говорили — «кобылок» своих на довольствие ставили. И в самом деле: приходилось видеть комендантских девиц, в камуфляже явно не боевой обмятости и с кобурами скрытого ношения, нарочито напяленными поверх него.

Комендач пожал руку, представился:

— Сергей, позывной Томич. Ты — Буран?

Алексей кивнул.

— Что с пострадавшей? — задал он главный на данный момент вопрос.

— Откуда знаешь, что пострадавшая? — тут же напрягся комендач.

— Знаю, кого в квартире оставлял.

— А, ну да, — сообразил Томич. — Жена?

— Что с ней? — не стал углубляться в подробности Алексей.

— Увезли в областную. Ничего особо страшного. Контузия, несколько мелких осколочных. Врачи сказали — на неделю делов. Максимум — на десять дней.

У Алексея отлегло от сердца. Не, ну вот же шалава! Сказал же: немедленно убираться из квартиры! А она тут ещё полчаса возилась! Красилась,

небось…

— Повезло ей, — подтвердил его подозрения командир комендантских. — Когда влетело и взорвалось, она, видно, в ванной была. Там нашли, — пояснил он. — Без сознания. В общем, ударная волна и пара рикошетов. Да стекло от зеркала разбившегося. Просто крови потеряла, а то бы тут тебя ждала…

Лёшка ощутил короткий укол гнева. Вот, блин, ханурик комендантский! Утешает так, что ли? «Ждала бы…» За языком следить научись!

Но тут же обругал уже себя. Мужик ведь действительно успокоить стремится. Ну… как умеет. В университетах, небось, не учён.

— Меня знаешь? — спросил он.

Комендач глянул остренько.

— Довели вон, — мотнул он головой на Мишкиных сослуживцев. — Потом сам связал. Были о тебе разговоры. А что?

— Про Бэтмена знаешь? — ответил вопросом на вопрос Кравченко.

— А то, — пожал плечами Томич. — Нас вон от Машинститута сюда и бросили.

Лёшка посмотрел на него внимательно. Да нет, лицо нормальное. Бесхитростное, но в меру. Без перебора подозрительного. Может, он сам себя накручивает уже, под Мишкиным воздействием?

— Не связываются эпизоды? — всё же задал он вопрос.

Теперь уже внимательно посмотрел на него Томич.

— Я не следак, — после короткой, но показавшейся Лёшке значимой паузы пожал он снова плечами. — Но по внешности — нет, не связываются. Там группа, говорят, работала. Здесь — одиночка. Оружия дядя на месте не оставил, но по осколкам судя, гранату тебе в окошко сунули не меньше как в 50 миллиметров. Не армейский сороковик. То есть, как я соображаю, не «Обувка» и не «Костёр». Вообще на подствольник не похоже. Не ГП-34. Будь калибр поменьше, подумал бы на «Кастет», но… Так что скорее всего шарахнул твой «доброжелатель» из РГС-50. Вот и суди сам, откуда, да кто…

Да, деталь занятная. Конечно, в здешних условиях тотального перемешивания всех видов оружия особо далеко идущих выводов не сделаешь. Или это будет глупо и ненадёжно. Но всё же РГС-50 — гранатомёт тяжёлого класса и относится к ряду спецсредств для вооружения антитеррористических подразделений.

— Может, «Лом»? — поднял бровь Алексей. «Ломом» в армии называли чеченский гранатомёт «ЛОМ-30», довольно похожий на РГС-50.

— Встречался? — в ответ поинтересовался комендач. Лёшка усмехнулся — похоже, они с Томичем обрели контакт, позволяющий понимать друг друга, как это говорят, по аббревиатурам. Как те мужики, что вместо анекдотов их номера друг другу сообщали…

— На второй чеченской зацеплялся пару раз, — сказал он.

— Грамотно вопрос ставишь, — оценил собеседник. — Есть у них с той стороны отморозки чеченские. Антикадыровцы. Батальон имени Дудаева — слыхал?

Кравченко кивнул: в курсе. Правда, воевали те против ДНР, но и тут, под Луганском, встречали каких-то чеченов. Не своих. Потому как на стороне ЛНР тоже чеченцы в боевых действиях участвовали. Хотя больше не на фронте, а как раз на уровне комендачей. Но те, что на фронте, воюют, рассказывали, яро, жестоко, с абреческой даже удалью. Но то были именно разговоры — самому Лёшке в бою по одну сторону с чеченами сражаться не пришлось. А его личный опыт на Кавказе к положительным мыслям о них тоже не располагал.