Воин Донбасса
Шрифт:
Дальше действовали только навыки, вколоченные в ЧОПе у Ященко.
— Всё, командир! — поднимая правую руку, чтобы показать нечто среднее между исполнением команды «хенде хох» и демонстрацией полной безоружности, заюлил голосом Алексей. — Выхожу, документы в переднем кармане, не стреляй…
«Казачок» успел ещё лишь победно усмехнуться, когда резко открывшаяся дверь машины толкнула его назад. Такой удар обычно сильным не получается, но дарит нападающему одну-две секунды. Настоящие гаишники его знают. Хотя ленивы тоже, черти, не соблюдают правил осторожности. Отчего и гибнут
Специалисты уровня Кравченко за одну-две секунды могут сделать многое. Выстрелить, например, в не успевающего среагировать второго «казачка», перекатиться вперёд, подсечь первого, который ещё ловил на скользкой дороге равновесие после удара дверью, выстрелить ему в ляжку, откатиться за капот машины, прикрывшись мотором.
И затем скомандовать:
— Оба — бросай оружие! Работает спецназ четвёртой бригады!
Почему четвёртой? Он же из второй! А, Сан Саныч в четвёртой. Был. Хотя при чём тут он?
А это ещё одно правило, которому неукоснительно следовали у Ященко: никогда не называй собственного имени. Потому как многие разные могут по тебе работать, и хорошо разыгранное удивление в ответ на вопрос: «Кравченко Алексей Александрович?» вполне может подарить опять-таки несколько спасительных секунд. Главное — в ответ не сказать пресловутое: «Нет, я Иванов Иван Иванович». Что-нибудь нужно совсем обычное. Типа, Сергеев или Семёнов.
— Ты мне ногу прострелил! — обвинил Алексея старший пары подранков, держась за бедро.
— Да ты что? — удивился Кравченко. — А щас прострелю голову, ежели автомат в сторону не отпихнёшь, — и недвусмысленно повёл стволом ко лбу пострадавшего.
— Всё-о, — простонал тот. — Только не стреляй.
Надо было узнать, что там со вторым. Что-то затих он подозрительно. Может и каверзу готовить. Стрелял ведь Алексей всё же второпях.
Он осторожно выглянул из-под колеса. Нет, похоже, попал. И судя по неподвижности тела, куда-то всерьёз. Или же паренёк всё же думает о чём-то нехорошем.
— Эй, второй, — позвал он. — Не изображай мне тут убитого. Автоматик от себя отпихнул быстренько, чтобы я видел. И пистолетик свой — тоже! Да, кстати! Касается всех! Непослушного укокошу на месте!
Старший был под полным контролем Кравченко, и сам понимал это. Поэтому, подвывая, и держась одной рукой за рану, другой осторожно, двумя пальчиками, извлёк из кобуры ствол и пихнул его в сторону.
— Опа! — удивился Алексей. — У кого же это ты ТТ отжал? Ну, ничего, теперь моим будет.
— Мы от Зимина, — почему-то ответил раненый. — Он тебя найдёт.
Алексей хмыкнул:
— А вот этого я не стал бы на твоём месте говорить. Вот добью обоих и отволоку в «зелёнку». До весны под снегом погреетесь, а там найдёт сельский механизатор. И думаешь, кто-то будет заморачиваться с экспертизой, чьи это трупешники? Так и уйдёте двумя укропами…
— Не убивай, — быстро проговорил оппонент. — Не подумавши сказал, прости.
Ох, не любил Кравченко таких вот деятелей! Не в том даже дело, что трусом оказался «казачок». В том, что — падальщик. Готов грабить и убивать слабых, а встретив отпор от сильного, лебезит перед ним
Он уже процентов на девяносто понял, с кем он имеет дело. Видимо, и впрямь залётные. Даже и от Зимина. А может, и просто шантрапа, которой тоже в количествах собралось на Луганщине. Прямо в этих местах, в Краснодоне. Подальше от фронта. Осталось только убедиться в этом окончательно. И, главное, выяснить, отчего они за ним охотились. Ещё ему и с этой стороны врагов не хватает? Или они тоже на уцелевших карателей из «Айдара» трудятся?
Но сперва надо было нейтрализовать второго. Тот по-прежнему лежал неподвижной тушкой. Автомат, правда, откинул в сторону. То есть в сознании и понимании человек. Но почему молчит?
— Эй, неразговорчивый! — позвал его Алексей. — Сюда ползи, если в состоянии. Не то выстрелю. Для гарантии безопасности.
— Ты мне руку отстрелил, — стонущим голосом ответил «неразговорчивый». — Не смогу я доползти. Не стреляй, я не сопротивляюсь.
— Раз можешь не орать, а молчать, значит, ничего я тебе не отстрелил, — наставительно ответил Кравченко. — Поцарапал, разве что.
Он встал, сторожко — вдруг гад только прикидывается сильно раненым? — подошёл ко второму. Нет, попал грамотно. Ключицу парню перебил. Чем хорош ПМ. АК или Стечкин с такого расстояния ключицу ему просто вынес бы! Не говоря о ТТ.
Кстати, о ТТ.
Он общупал раненого на предмет другого оружия, извлёк штык-нож. Стыдоба! Вот тоже голь-моль перекатная, по дорогам разбойничать собралась.
Затем, ухватив за шиворот, отволок его к первому. Конечно, парень вполне мог бы идти и сам, но нечего его выводить из шока раньше времени. Потом взял за шиворот уже обоих и потащил их к обочине. Хорошо, что подледенило за эти дни, нетрудно стаскивать с дороги два тела. Но ноги скользят, что досадно.
Тела хныкали и пытались сопротивляться. Видать, вправду решили, что он их сейчас кончит. Но пара несильных ударов по раненым частям тела успокоила злодеев. Такое нередко бывает, знал Кравченко: перспектива смерти всегда кажется отдалённой, даже тому, кого допрашивают в полевых условиях. Вернее, надежда заставляет верить. А вот боль — она конкретна. Она здесь и сейчас. Потому и пойманные в деле, в бою диверсанты почти всегда раскалываются и говорят всё. Даже зная, умом зная, опытом своим спецназерским, что в живых их никто оставлять не будет.
Но боль конкретна.
А вести допросы в полевых условиях Алексея тоже учили. Так что не прошло и пяти минут, как он знал, что не ошиблась его интуиция. Да, ребята вышли на дорогу, чтобы, как это называется на языке Уголовного кодекса, просто поразбойничать. Нападение в целях хищения чужого имущества, совершённое с применением насилия или угрозой его применения. Да, ребята действительно Зиминские, но тут недавно, не во всё въехали. Потому ошиблись в определении, кто сейчас перед ними оказался. Нет, зашли из России. Со Ставрополья. Нет, гаишниками не были, но много раз видели, как те работают. Да, решили немного срубить бабла. Нет, не в первый раз на дороге встали, второй, но не больше, клянёмся.