Воин древнего рода
Шрифт:
Чеслав от такой явной небылицы едва опять не схватил ее, чтобы встряхнуть как следует, но, опасаясь, что старуха сейчас снова начнет плакать и верещать, лишь поднял глаза к небу и, покачав головой, спросил:
— Гм, с чего ты взяла, полоумная, что это я делал?
— Так больше ж некому… — развела руками бабка.
— А то мало кому кровушки да житья ты попортила?! — язвительно заметил Кудряш. — Да тебя прибить… кликни — табун желающих соберется.
Леда от слов его опять тихонько завыла:
— Злые-е… Ой, злые языки! Да поганые люди брешут, что собаки бешеные, про меня, сиротливую-у-у… А я ж, если чего и скажу кому… прямо в глаза, так только
— О, правдолюбица выискалась! Да ты, помело городищенское… — Закипая праведным гневом, Кудряш угрожающе двинулся к бабке.
Он до сих пор не мог простить Кривой Леде историю, когда они, тогда еще мальчишки, залезли в общинный амбар полакомиться медом, а вездесущая Леда, как-то прознавшая про то баловство, разболтала все его суровой матушке. Ох и досталось же тогда Кудряшу от родительницы!
Чеслав, предполагая, что это наступление друга на их пленницу сейчас закончится очередным приступом рева и толку от того будет мало, отодвинул Кудряша в сторону.
— Я вот что тебе скажу, Леда, и хочу, чтобы ты хорошо уразумела это. — Он специально говорил не спеша. — Я вовсе не добивался погибели твоей. И никогда стрелой в тебя не целился, и ножом не метил, как бы мне ни хотелось сделать это за все твои подлые речи против меня и брата моего.
На лице старухи явно читалось недоверие. И чтобы слова его были более убедительными для старой лисы, Чеслав добавил:
— Клянусь памятью предков своих! — А затем, не в силах перебороть юношеское желание похвалиться, со снисходительной усмешкой сообщил: — И уж если бы я хотел погибели твоей, бабка, то та стрела, что летела в твою сторону, обязательно угодила бы в цель, а ножичка не понадобилось бы. Кудряш не даст соврать мне. Да и сейчас бы здесь с тобой лясы не разводил…
Леда от волнения с трудом сглотнула слюну и выдохнула:
— А кто ж тогда? — И, обескураженная, захлопала своим глазом.
— А вот это мы и хотим понять, потому как… — Но внезапно пришедшая мысль не дала Чеславу высказать предыдущую. — Погоди… А ведь если тот стрелок в тебя, старую, не попал, то он, значит, или совсем неопытный, или с неверной рукой…
— Да это я юркая такая, — успела вставить бабка.
— А может, он вовсе не хотел лишать тебя жизни, — не обратив внимания на ее выкрик, продолжил Чеслав.
— Хотел, еще как хотел! Да далеченько был от меня. Я ведь его и рассмотреть не смогла. Из-за дерева, супостат, метил! — затарахтела неугомонная Леда. — Страху-то я, сердешная, натерпелась до конца лет моих! Вон, из дома лишний раз высунуться боюсь. Жуть! Жуть, да и только!
— Так он ведь, может, и хотел лишь припугнуть тебя? — задумчиво произнес Чеслав, и было не совсем понятно, кого он спрашивает, женщину или себя.
На лице Кривой Леды появилось истинное недоумение.
— Да зачем же?
— Потому что ты, наверное, углядела то, что другие хотели бы скрыть. — Выйдя из задумчивости, Чеслав выжидательно посмотрел на старуху.
А Леда с самым невинным видом, за которым — парни знали об этом — пряталась многоопытная хитрость, уставилась на него и, кажется, даже не думала открывать рот.
Первым не удержался Кудряш, наблюдавший за происходящим со стороны.
— Говори, зараза, что ты еще прознала такого, за что тебе голову открутить хотели? — накинулся он на старуху.
— Ай! Ай! Да я же… Да ничего же… Великие и духи — свидетели!.. — запричитала, закрываясь от него, Леда. Но неожиданно затихла. — Разве что вот только… только… — Из-под рук зыркнул
И тогда Леда рассказала парням о том злополучном утре, когда нашли мертвым отца Чеслава, Велимира. Оказалось, что в ночь, предшествующую тому рассвету, уж очень плохо спалось старой лисе.
— Ну, я и выбралась из лачуги на волюшку. А чего в духоте сидеть-то? Да и потом, все ж интересней, чем в стены пялиться. И вот гляжу, вроде как идет кто, аль показалось… А светать еще только зачинало, и туман был!.. Присмотрелась, даже за углом схоронилась, и впрямь идет… А это Голуба к воротам городища пробиралась! Так… крадучись, с оглядкой… Я и подумала: чего это девке с утра не спится? Ну и двинулась за ней. Только чтобы поглядеть… Все одно ведь не сплю… — Леда все больше входила в азарт от своего повествования. — Она, значит, к воротам подошла… А сторóжа наша к утру заснула, видать. Поганцы! Так Голуба задвижку того… и за ворота — шасть. Я за ней. А она-то в лес направилась скорехонько, ну и я… До-олго шли… Я уж едва поспевать за ней стала. Все боялась, что потеряю. А она все поспешала и поспешала. И вот остановилась и оглядываться стала. Может, место, куда шла, искала? Я тоже, конечно, встала, а затем присела, чтоб дух перевести. — Старуха, до этого рассказывающая взахлеб, очевидно, тоже решила перевести дух, а потому замолчала.
— Ну а дальше, дальше-то что?.. — в два голоса потребовали продолжения юноши.
А Кудряш, до того слушавший сидя, от нетерпения даже вскочил.
Старуха с недобрым прищуром посмотрела на одного, перевела взгляд на другого, еще немного помучила их молчанием, очевидно, мстя за нападение, но все же продолжила:
— А она, Голуба, видать, определилась и дальше пошла, только теперь опять сторожко так, помаленьку… Ну, я подумала, что тоже поспешать не буду, посижу еще чуток, а потом догоню. Умаялась ведь! Вдруг чую, рядом ветка хрустнула… Я туда! Глядь… а там, за кустами, еще кто-то есть… живой. Сперва решила, что зверь какой, ан нет — человек! Думаю, неужто Голуба меня заметила? А потом вспомнила, что она ведь в другую сторону подалась… И тут я скумекала, что окромя нас двоих кто-то еще третий в округе шатается. И меня, несчастную, заприметил… И глазами дырявит теперь всю. Ой, я так и обмерла! От перепугу икать стала безудержно. — От вновь нахлынувшего волнения женщина даже приложила руку к сердцу.
— Так кто же это был? — почему-то шепотом спросил Кудряш.
— Да не разглядела я из-за кустов-то! — В голосе старухи чувствовалась искренняя досада. — Да и он-то ловко хоронился от меня. Не хотел, чтоб увидала его. А тут и сама Голуба через кусты несется. Так и ломится напрямую, так и ломится, будто ослепла. А сама на себя не похожа. Бледная, растрепанная, рукой рот зажала, глазища выпучила… И вся в слезах… Заметалась из стороны в сторону, сбилась, не зная, куда бежать. Чуть было с тем, кто за кустами сидел, не столкнулась. Так он от нее, видать, шарахнулся, а она от него. Я же от обоих. Да как дала стрекача!
— Голуба?
— Да я ж!.. Бегла, что молодуха, оттуда. Уже у самого городища опамятовалась. — Леда со вздохом облегчения вытерла краем платка свой рот, а затем и лоб, будто бы только сейчас закончила тот стремительный бег, о котором рассказывала. — А потом уж стало известно, что отца твоего, Чеслав, в то утро зарезанным нашли…
Теперь была очередь Чеслава вскочить, хотя до того он терпеливо слушал рассказ Кривой Леды.
— Так чего же ты на совете, бабка, про то не рассказала? А все про нас с братом околесицу несла?