Воин из-за круга
Шрифт:
– А где Ратислав? – спросила Руменика.
– Поехал разведать дорогу, – Хейдин посмотрел на девушку и улыбнулся. – Он готов не сходить с седла, лишь бы ты была в безопасности.
К вечеру опять пошел дождь, сильный и слишком холодный для лета. От лошадей повалил пар. Дорога сразу раскисла, и Хейдин, рассыпая проклятия, скомандовал привал. К счастью, ночевка в чистом поле им не грозила – захваченная еще в Чудовом Бору монгольская юрта была надежным и теплым убежищем, но от всепроникающей сырости защитить не могла.
Пока ставили юрту, вымокли насквозь. Дрова горели из рук вон плохо, юрта была полна дыма. Липка
– Зарята появится, – ответила Руменика. – Он же должен понимать, что без него мы точно слепые щенки.
– С утра мы проехали не меньше двадцати лиг, – сказал Хейдин, – ехали сначала на север, потом на северо-запад прямо по тракту. Тракт идет через Венадур, в этом хозяин гостиницы меня уверил. Однако мы не знаем главного; в какую сторону нам теперь ехать. Мы с вами под вечер миновали развилку, и я повел вас на север. Здесь кругом леса, так что в такую погоду вряд ли нам повезет встретить местных жителей и найти проводника. Хотя, может быть, я ошибаюсь.
– Короче, нам нужен Зарята, – сказала Руменика.
– И я предлагаю не думать о плохом, а лечь спать, – предложил Хейдин. – Надеюсь, к утру дождь прекратится, и мы…
Ортландец не договорил; лес огласил громкий густой вибрирующий вой, на который привязанные у юрты кони ответили испуганным ржанием и храпением.
– Ой, мамочки! – в ужасе воскликнула Липка.
Хейдин схватил меч, Ратислав – лук, и оба выскочили из юрты. В лесу уже было темно, и дождь, казалось, стал еще сильнее. Между деревьями стояла сырая мгла.
– Волки? – спросил Хейдин.
– Не, – Ратислав вытер рукавом нос, перехватил лук поудобнее. – Волки по одному не воют. Зверь один. И где-то недалеко, больно вой громкий.
– Вот и зверюга, – невесело усмехнулся Хейдин. – Только его нам не хватало.
– Гляди-ка, дядя Хейдин! – вдруг шепнул Ратислав, дернув ортландца за рукав.
Хейдин посмотрел, куда показал ему юноша, и сразу увидел две зеленые точки. Зверь действительно был недалеко, самое большее в сотне локтей от юрты. Хейдин вытащил зрительную трубку. Теперь он явственно мог видеть два глаза – большие, широко расставленные, горящие зеленым огнем. Ему показалось, что он разглядел и голову зверя, массивную, с торчащими ушами и по размерам не уступавшую голове крупного медведя. Зверь не двигался, то ли принюхивался, то ли затаился, выжидая удобный момент для нападения.
– Вижу, – шепотом ответил Хейдин. – Клянусь рощей Тарнана, крупная тварь!
– Сдюжим, дядя Хейдин?
– Не знаю. Мечи и лук против крупного зверя не пойдут. Сейчас бы пару пехотных пик! Уж больно здоров этот зверюга. Возьми трубу, глянь. Ты охотник лучший, чем я. Что скажешь?
– Вдвоем не сдюжим, – шепнул Ратислав, и Хейдин услышал, как невольно дрогнул его голос. – Он больше медведя.
– Придется справиться, если нападет.
– Огонь надо развести у входа
– Что там, Ратислав?
– Он вроде уходит.
– Дай-ка посмотреть!
Зверюга и впрямь уходил. Черная неясная фигура двинулась обратно в чащу. Монотонный шум дождя не мог заглушить хруст веток орешника, через который существо продиралось своей немаленькой массой. Потом оно исчезло, и в лесу стало тихо.
– Фу! – Ратислав вытер пот, который тек по лицу вместе с дождевыми каплями. – Аж ноги дрожат! Как ты думаешь, дядя Хейдин, насовсем ушел?
– Не знаю. Может, задумал что дурное. Придется нам с тобой здесь покараулить. Девушкам скажем, что волки по лесу ходят, как бы лошадей нам не попортили. – Хейдин протянул Ратиславу свою флягу с крепким яблочным самогоном, купленным в Гримло. – На-ка, согрейся! Я пока поговорю с девушками.
Ратислав покорно взял флягу. Самогон действительно хорошо согревал, и даже страх перед зверюгой почти прошел. Но темнота между деревьями казалась опасной, а шум дождя навевал тревогу. Сама мысль о том, что где-то совсем рядом бродит неведомое хищное существо, крупное и свирепое, заставляла сердце холодеть, а тело напрягаться. И Ратислав сделал еще глоток, потому что страх снова стал вкрадываться в душу. А потом вернулся Хейдин.
Вокруг был туман, белесый и плотный, – весь лес казался окутанным дымом. Где-то над головой пели птицы. Ратислав помотал головой, почмокал распухшими губами. Он не мог с уверенностью сказать, бодрствовал он или все-таки заснул. Если даже заснул, великой беды не было; всю ночь он был начеку, ни разу не поддался дремоте, и вот рассвет уже наступил, кони ведут себя спокойно. Теперь, когда наступило утро, ночная опасность ушла.
Ратислав сбросил плащ из промасленной овечьей шерсти, под которым укрывался от дождя и холода, поежился от утреннего озноба и откинул полог юрты. Хейдин спал, прислонившись к одному из седел, с мечом на коленях. Проснулся он сразу, едва Ратислав его коснулся.
– Слава Богу! – прошептал Ратислав. – Утро уж.
– А? Утро? – Хейдин провел рукой по лицу. – А дождь?
– Кончился, туман только густой.
– Хорошо.
Обе девушки, полночи не смыкавшие глаз в тревоге, теперь крепко спали, прижавшись друг к дружке. Хейдин подбросил дров в тлеющий костер, вышел на воздух.
– Мою флягу ты, конечно, допил, – сказал он насмешливо.
– Допил. Больно холодно было ночью.
– Пить хочется.
На другой стороне поляны вежливо покашляли. Хейдин схватился за рукоять меча, Ратислав – за топор. Однако в следующий миг стало ясно, что оружие им не пригодится. Утренний гость был безоружен, к тому же выглядел весьма странно. Так странно, что лошади и зафыркали и попятились от пришельца, когда он проходил мимо них. Это был рослый и весьма упитанный молодой человек, чуть старше Ратислава, в нелепой оранжевой блузе с какими-то знаками на груди, в широких штанах и мягких белых постолах, совершенно не подходящих для прогулок по раскисшим в грязь лесным тропкам. Оружия при нем не было, зато была сумка через плечо. Лицо парня, круглое румяное открытое и в общем-то довольно симпатичное, украшали нелепая маленькая бородка и очки в золотой оправе. Хейдина особенно смутили эти очки – до сих пор он видел их только у высокопоставленных ученых в крупных городах, потому как стоили они дорого и считались большой роскошью. Ратиславу же вообще этот предмет был незнаком.