Воин-любовник
Шрифт:
– Как это ужасно! – передернула плечами миссис Харкорт. – Потерять отца и остаться одному в этой варварской стране!
Мег вздрогнула, вспомнив, как болезненно капитан относится к любому нелестному замечанию о Японии: В японской культуре манерам придают особое, значение. Для японца манеры становятся особым видом искусства.
– Я полагаю, что все зависит от умозрения, мэм. Японцы называют всех иностранцев словом гайдзин, что на их языке соответствует нашему варвары.
Миссис Харкорт засмеялась и сделала небольшой глоток из бокала, далеко отставив при этом мизинец. По выражению ее лица можно
– Но вы остались живы? – прервал капитана Карл. – Я слышал, японцы фанатически следуют политике полного изоляционизма. Любого иностранца они карают смертью.
– Это правда, – согласился Тальберт. – Лишь голландцам разрешали торговать в Японии, пока шестнадцать лет назад коммодор Перри не прибыл в Японию и не заставил правительство подписать договор с американцами.
– А-а, значит, вы голландец, капитан? – растягивая слова, произнес Карл. – Вот почему я никак не могу определить происхождение вашего акцента.
– Мой акцент – или его отсутствие – объясняется тем, что я жил в разных странах и говорю на нескольких языках.
Глаза Карла сузились и потемнели.
– Но как же вам удалось выжить, если они убивали чужеземцев? – спросила мать Элджи с горящими от любопытства глазами.
– Даже японцы не могут хладнокровно казнить десятилетнего мальчика.
– Но вам все равно, должно быть, было страшно? – Искренняя тревога в голосе Тиффани словно наполнила все вокруг свежим воздухом, сгустившимся до духоты от вызывающего тона Карла и нездорового интереса гостей.
Тронутый ее неподдельным сочувствием, Тальберт с улыбкой продолжал:
– Я и сам часто размышляю, как могла бы сложиться моя жизнь, окажись я чуть севернее. Но мне повезло выбраться на берег на одном, из южных островов – Кюсю. А там влияние христианства сильнее, чем где бы то ни было в Японии. Меня приютило все население деревни – они посчитали мое появление Божьим знамением, поскольку на шее у меня был крестик. – И он тронул себя за узел галстука.
Мег смотрела на его длинные гибкие пальцы и старалась представить себе, носит ли он до сих пор крестик на груди. Не покоится ли он и сейчас в завитках жестких темных волос? Согрет ли теплом его тела? Внезапно она почувствовала, что ей самой стало жарко. Господи, куда же запропастился Роберт? Почему не объявляет начало обеда?
– Как это волнительно! – воскликнула миссис Барлетт. – Вы знаете, когда настанет срок, вам нужно обязательно рассказать эту историю своим детям… Я имею в виду, когда вы обоснуетесь в своем доме, обзаведетесь семьей. Кстати, а где ваш дом, капитан?
Кожа под глазами Тальберта едва заметно натянулась. Но в это мгновение вошел Роберт и объявил, что кушать подано.
Карл тут же оказался рядом с Мегги, заслоняя собой Тальберта, так что девушка не увидела выражения лица капитана.
– Ты разрешишь проводить тебя к столу, дорогая? – спросил он, подставляя ей руку.
– Мне следовало бы отказать тебе, особенно после тех колкостей, которые ты наговорил капитану, – выговорила она своему кавалеру. – Неужели ты забыл, что он гостит у нас в доме?
– Я не забыл, поскольку именно это сильнее всего тревожит меня. Под твоей крышей живет мужчина и может ежедневно
Мег почувствовала легкое угрызение совести, вспомнив, как недавно отвергла его предложение о браке.
Гости выстроились парами вслед за ними. Лишь капитан остался в одиночестве, поскольку его появление на вечере произошло так скоропалительно, что ему просто не успели подобрать пару за столом. Мег положила ладонь на локоть Карла, но по дороге к столу больше думала об одинокой фигуре в конце процессии, чем о своем спутнике.
– Кроме того, я уже говорил тебе, что не доверяю этому человеку, – продолжал шептать ей в ухо Карл. – Я опасаюсь, как бы с тобой не случилась беда, и это заставляет меня думать о разных глупостях.
– Это не оправдывает твоей грубости.
Когда они приблизились к длинному прямоугольному столу, он подвинул ей стул.
– Ты вынуждаешь меня сделать неприятное признание, – прошептал он, наклоняясь через ее плечо, когда она садилась. – Я просто ревную тебя. – Его жаркое дыхание щекотало ей шею. Мег еле удержалась, чтобы не почесаться.
– Ревнуешь? К капитану Тальберту?
Пламя свечей играло в светлых волосах Карла. Мег почувствовала радость с некоторым привкусом злорадства. Этот на редкость красивый человек ревнует? Ее?..
– Да, дорогая. И умоляю, скажи, что без оснований.
– Конечно же. Какие у тебя могут быть основания для ревности? Даже говорить об этом смешно. Тальберт здесь, чтобы заботиться о безопасности папы.
– Ну и прекрасно, – ответил Карл, широко улыбаясь. Он многозначительно сжал ее плечо, прежде чем занять место по другую сторону стола.
Руки у Карла были сильные, кожа гладкая и прохладная. В ее мозгу вдруг возник совершенно иной образ: шершавые, загорелые до бронзового оттенка руки, держащие игуану так бережно, что животное инстинктивно чувствовало себя в полной безопасности.
Мег подняла глаза и поймала на себе мгновенный взгляд Тальберта – темный, скрытный. У нее вдруг пропало дыхание, а сердце забилось, как пойманная в силок птичка, Она опустила глаза, тщательно расправляя на коленях салфетку.
Расспросы Тальберта продолжались и за столом, но он ловко уводил разговор в сторону от всего личного, занимая гостей историями о своих многочисленных путешествиях, Карл, выполняя волю Меган, не вмешивался, обращаясь только к миссис Барлетт и миссис Харкорт.
Мег пыталась есть, но ей удавалось протолкнуть в себя не больше кусочка-другого каждого блюда, Она была недовольна собой. Лишь благодаря чужим, посторонним людям она узнала о полной захватывающих и даже трагических событий жизни капитана Тальберта. Самой ей даже не пришло в голову спросить его об этом!
Значит, ей наплевать на человека, который жил своей жизнью, выполнял свой долг, добивался своих целей, – а она взяла и выбила этого человека из привычной колеи ради своих интересов.
Конечно, этот закаленный в труднейших переделках человек лучше, чем кто-либо другой, сможет выполнить условия их сделки. Он, в конце концов, тоже заинтересован в ней… Так почему она никак не может избавиться от мысли о десятилетнем мальчике, лишившемся отца? О мальчике, оторванном от дома, затерявшемся в чужой, полной насилия стране?