Воин огня
Шрифт:
Магур только к исходу плавания решился признать то, что подспудно понял давно. Война выиграна случайно. То, что бледным не хватило людей и пушек в первый их большой поход, – это дар духов и великое чудо… Потому что люди зеленого мира слишком виноваты перед своим миром. Они погрязли в обрядах, повторяемых из года в год. Пищи хватало, и большего не искали. Шкур хватало, и одевались в шкуры. Бронза топоров неуверенно и медленно грызла стволы – но довольствовались ею. «Махиги, макерги, магиоры – все совершили грех» – так сказал Магур, обсуждая свои мысли с Джанори. И маави, первый маави народа леса, согласился. Убить свою душу – страшно. Но отказаться расти – еще ужаснее. Люди зеленого мира попытались цепляться за прошлое и не пошли вперед. Они полагали себя
Бледные пришли в зеленый мир и победили потому, что они – шли! Бледные были отброшены и утратили свою победу, потому что были слепы и шли не туда… Висари прошлого оказалось исчерпано. Ошибки обеих сторон разрушили его полностью. Что теперь делать бледным? Это их выбор и их решение. Что делать людям зеленого мира? Вот выбор и решение, в значительной мере зависящие от старого вождя вождей, отдавшего власть, но не утратившего ее, ибо уважение велико и слух каждого махига открыт для мыслей и слов Магура…
– Я тебя переупрямил, старый упрямец, – рассмеялся Джанори, довольный собой.
Он сидел на самом носу корабля, у бушприта, и глядел в темное небо. Где-то впереди, очень близко, прятался берег бледных. Завтра он собирался явиться, прорисовавшись у края мира. Джанори сидел спиной к берегу. Во-первых, он не испытывал трепета при мысли о встрече с родиной: его дом – на другом берегу и приятнее глядеть туда, на восход. Во-вторых, чудо паруса, подобного крылу, до сих пор вселяло в душу детскую радость. Джанори сидел, улыбался и глядел на самый большой парус главной мачты. С одной рукой по реям не побегаешь, если нет Гимбы, способного втащить наверх что угодно и кого угодно… Джанори видел море с высоты реев и еще не избыл полноты восторга от увиденного.
– Переупрямил, – без сожаления кивнул Магур. – Я ушел из поселка. Сказал: мы утрачиваем себя, отказываясь от традиций. Я был неправ. Не оттенок кожи делает нас махигами. Не умение выследить зверя и прочесть след на сухой земле, хотя такие навыки важны. Только живая душа и любовь к лесу первичны. Моя дочь создает новые песни для духов, потому что мы позабыли старые. Ты уговорил ее не скрывать этого и не шептать то, что надо петь в полный голос. Ты прав. Песни могут меняться. Уважение должно жить. И связь с миром.
– Нам сегодня не удастся поспорить, – чуть огорчился Джанори. – Жаль. Я люблю спорить с тобой. Но слова вождя вождей в это утро звучат верно и точно. Люди Дарующего шли и идут не туда. Мы замерли и никуда не шли, что еще хуже. Теперь мы выходим в путь. Это опасный и важный момент. Мы делаем шаг, выбираем направление, задаем темп перехода, и мы должны не ошибиться и не сойти с тропы развития.
– Поэтому мы должны сперва шагнуть в мир бледных, – усмехнулся Магур. – Они оставили след у нас. Теперь наша очередь отпечатать след стопы на мокром песке их берега. И разобраться, что важно и ценно в сокровищнице этого народа, а что есть всего лишь речной песок, перелитый в иную форму.
– Деньги?
– И деньги тоже…
– Завтра поспорим о них? – понадеялся Джанори.
– Мы слишком мало знаем для настоящего шумного спора. Пока что – мало.
Магур заинтересованно прищурился, глядя в темный туман впереди. Он желал увидеть берег тагоррийцев и осознанно, без суеты и лишних криков разделить привнесенное бледными на то, что годно его народу, и то, что негодно.
Скрипнула дверь единственной на корабле большой каюты. Строили корабль в спешке, и на палубе наспех соорудили лишь это укрытие от непогоды: низкое, маленькое
– Перо коснулось воды! – отчетливо и громко сказала Шеула. Открыла глаза, охнула, споткнулась и едва не упала.
Но в проеме двери мгновенно, что вроде и немыслимо при его росте и весе, вырос из мрака Гимба. Поддержал под руку, вопросительно и с надеждой глянул на мавиви.
– Там!
– Всех наверх! – заревел Гимба, перекрывая сиплое гудение дудки. Азартно затопал ногами, превращая в гулкий барабан весь корпус «Типпичери». – Чар нашелся! Рулевой, два локтя к северу!
Мерить поворот штурвала румбами, по образцу флота бледных, пробовали, но получалось как-то криво и неудобно. И поэтому чаще пользовались способом, придуманным Гимбой. Он разметил колесо, используя свою руку. И теперь мог рычать с полным основанием то, что рычал: его понимали. Люди забегали, полезли на мачты слаженно и быстро, наученные тремя с лишним месяцами плавания. Мавиви вцепилась в руку Юити, подошедшей и обнявшей за плечи, и зашептала, уговаривая асари. Мать Ичивари запела. Ветер резко ударил в раскрывающийся парус, креня кораблик и толкая вперед. То, что берег совсем рядом, знали давно. Вчера решили, что сперва надо подойти в безлюдном месте. Встать на якорь. Кто-то из молодых махигов сплавает к берегу, осмотрится. Потом все вместе обдумают увиденное и без спешки выберут наилучший способ показать корабль любопытным и недобрым взглядам… Но крик мавиви все решенное отменил. Вынудил корабль отклониться от курса и огибать острый мыс, уходить к северу и скользить вдоль высоких скал, тень которых делалась все ближе и заметнее по левому борту. Магур не стал подниматься и вносить свою лепту в общую суету. Шеула подошла, замерла рядом, снова прикрыв глаза.
– Глубина достаточная, все безопасно, – шептала мавиви, время от времени поправляя курс.
За ее спиной теперь возвышался Гимба, повторяющий все слова в точности, но куда громче. Великан был спокоен, хотя изредка и он проявлял некоторое нетерпение, поглаживая свой большой, похожий длиной на саблю, боевой нож. Время тянулось. Казалось, кораблик не двигается, а далекий знак, поданный Чаром, – перо в прибрежной волне – так и остается далеким. Ночь прячет скалы и сам берег, она наверняка в сговоре с бледными, и все здесь не к добру. Наконец мавиви резко выбросила руку вперед:
– Можно еще прижаться. Пол-локтя к югу на руле. Совсем рядом, там! Вот там!
В указанной точке хлопнул выстрел из пистоля. Шеула охнула, Гимба зарычал в полную силу, одним движением бросил за борт невесомую лодку из древесной коры. Прихватив весло, перевалился сам и рухнул в воду, подняв рассерженный рой брызг. Воин из рода хакка единым махом вынырнул, извернулся, забрался в лодку – и помчался к берегу. Магур жестом приказал боцману командовать: убрать паруса и приложить все усилия для скорейшей остановки корабля. Теперь стреляли непрерывно. Шеула сжималась при каждом хлопке и плотнее куталась в платок. Наконец выстрелы прекратились, мавиви выдохнула сквозь зубы, понимая, что это всего лишь короткий перерыв, – пистоли требуют перезарядки…
– Не надо позволять себе беспокойство, – строго сказал Джанори, подтягивая Шеулу к себе и усаживая под самым бортом. – Когда ему потребуется сила, просто дай. Спокойно и внимательно. Это важно. Он может запросить много, я тоже буду стараться. Но Чара там нет, вот уж в чем я не сомневаюсь… Это ловушка, и важно понять: для нас ли ее расставили? Банвас, возьми вторую лодку, большую. Спусти на воду и посади четверых на весла, как полагается. Я ощущаю там, на берегу, много отчаяния и боли. Даже смерть. Мы почти опоздали… Значит, ловушка не для нас? Занятно и неожиданно.