Воин огня
Шрифт:
– Идем. Ты сама устала не меньше прочих, надо отдыхать. С мамой не спорят, у нас так, привыкай. Это каюта. Хорошая, большая. Тут ложись и отдыхай.
Юити все шептала и шептала, тихо, ласково и напевно. Магур невольно вслушивался, ведь в самом голосе дочери было то мирное и светлое начало, которого так не хватало теперь, после выстрелов и рева ариха, на запятнанной кровью палубе…
Капитан присел рядом с женщиной по имени Вики. Дождался, пока Шеула принесет питье и по ложечке сцедит раненой, судорожно и до скрипа сжимающей зубы.
– Нельзя спать… – упрямо едва слышно всхлипнула Вики.
– Не сон, только покой и удаление от боли, – пообещала Шеула. – Еще ложечку. И отдохни. Так, хорошо. Я подержу руку,
Вики молчала, всхлипывая и морщась от боли и слабости. Постепенно складки на лбу расправились, дыхание выровнялось. Женщина открыла глаза и попыталась рассмотреть склонившихся над ней. Шеулу, огромного Гимбу, заслоняющего половину неба. Магура. Последнему женщина попыталась улыбнуться, выделив среди прочих:
– Он похож на вас. Вы Магур? Тот самый дед… Не зря мы сюда спешили, уже хорошо.
– Гимба прав, Чар успел найти друзей на этом берегу, – порадовался за внука капитан. – Достойных людей с живыми душами.
– Я виновата. – Вики закусила губу, пытаясь перебороть боль. – Я предала его. Он у герцога и…
– Кто предает, уплывает на своем корабле, здоровым и довольным, – перебил Магур. – Не надо наносить себе новые раны, их и без того достаточно. Что важно сказать немедленно?
– Чара трудно будет отнять у герцога. Я знаю только один способ вернуть его живым и здоровым, то есть быстро, очень быстро… – Вики жалобно глянула на Магура. – Надо идти на юг, вдоль берега. До Баркетты, нашей столицы. Точнее, до Рамины, главного военного порта. Там корабли. Пятьдесят больших военных или около того… Кто владеет флотом, тот и диктует условия. Кто может сжечь флот, тот уже почти король. Чар сказал правильно. Вам надо не просить, а требовать. Вы должны добиться признания вашего берега страной, признания вас людьми…
Шеула сердито покачала головой и накрыла ладонью лицо женщины, теряющей сознание и упрямо бормочущей важное…
– Завтра расскажет, так я решила. Ичи жив, вот главное. Гимба! Я пошла следить за ветром. Гимба, дай руку. Я совсем запуталась, кто кому выделяет силу. Но сейчас могу только брать, отдавать мне больше нечего. Женщина совсем больная, висари разрушено тяжело, давно и намеренно. Пришлось трудно лечить, много отдавать…
Гимба приволок одеяло, закутал мавиви, сунул ей в руки последние остатки ужина – рыбий хвост и кусок лепешки, наверняка припасенный для себя, неизменно голодного… Джанори пристроился было рядом с капитаном и собрался затеять обсуждение, но тот качнул головой:
– Боцман! Всем, кроме малой вахты, дать отдых. Уходим в море на пятьдесят километров, только потом поворот на юг, и без спешки, самый малый ход, паруса убавлять каждый час. Я вижу: люди поддались ариху, вспыхнули, а зря. Его время прошло. Надо сперва отдыхать, а затем спокойно и без спешки думать. Чар – мужчина. Продержится лишний день, он уже дождался нас, это было труднее… Брать королей за горло не спешат под всеми парусами и с ветром в голове. Я вождь, и я приказываю спать, копить силы и ум. Все, слово сказано.
Боцман поклонился, задумчиво осмотрел палубу, занятую ранеными. Глянул на притихших махигов, готовых, раз приказал сам Магур, спать даже стоя… Обычно на палубе «Типпичери» отдыхали поочередно, разделившись на три смены для сна, распределив места. В трюм никто лезть не желал, на свежем воздухе всяко приятнее… Но приказы вождя не обсуждают, особенно если он добавляет «слово сказано».
Джанори забился под самый борт и немедленно заснул, исполняя указание капитана. Сам Магур лег возле Вики, отвернувшись и укутавшись в одеяло, сочтя, что ей так будет спокойнее. Все же чужой корабль, кругом инородцы и все, куда ни глянь, – мужчины, как еще на этом берегу к подобному относится закон и обычай? Боцман закончил рассматривать палубу и зашаркал
– Значит, ложитесь тут, поплотнее, селедки вы тощие, как в бочку на засол пихают, так и вы, в рядок, и всем выдохнуть… Ты, ты и ты, вы все. На крышу каюты. Ее Гимба строил, не обвалите, так-то! Ты, ты и вы – в трюм, припасы разгребите, их немного, в общем – разберетесь… ты и ты…
Капитан заснул спокойно, без прежней тяжести на душе, без давящего и мучительно-неотступного сомнения. Ведь могли добраться до берега, но опоздать… Месть никому не принесет ни покоя, ни надежды. Обошлось: Чар жив. И он, старый вождь, приложит все усилия, чтобы выручить внука из ловушки злого мира бледных. Живым. Время еще есть. И даже больше: есть Вики. Друг. Она знает, кого тут следует брать за горло и каким образом.
Дурные сны не донимали, а пробуждение получилось приятным, легким и интересным. С закрытыми глазами Магур довольно долго слушал, как лопочет, уродуя слова, малышка Тори. А потом каждый раз Гимба принимается гудеть тихо, басовито, нежно – поправляет и уточняет.
– Мохле. Клугом.
– Море. Р-р-р! Кр-ругом.
– Клрухом.
– Тебя Юити учила петь, а не шипеть! Кру-го-ом. Мо-оре-е.
– Ги-имба-а, – совсем правильно пропела Тори, захихикала и захлопала в ладоши.
– Сиди ровно! Соображать надо, куда залезла. Вон видишь: боцман. Ты упадешь, веревка тебя спасет. А меня-то он бам – палкой по шее.
– По ш-ше? По ше-э?
Магур тихонько засмеялся, открыл глаза – и охнул. Далеко-далеко, на самом верхнем рее главной мачты, мелькали, то и дело пропадая за частой сетью снастей, светлые пятки. То, что у почти черной девочки ладошки розовые, еще вчера показалось занятным. Капитан глянул и подумал: «Словно ей солнышко на руки светит». Не перепутать ни с кем. И пятки – тоже. И толстые столбы ног магиора трудно не узнать.
– Тори! Разобьешься…
Капитан сел, привычно сложил одеяло, улыбнулся пытающейся приподняться на локтях женщине, совсем белой по цвету кожи, да еще и обесцвеченной большой болью. Магур помог Вики, подпихнул одеяло под голову, успокаивая:
– Девочка не разобьется. Гимба внимательный и осторожный. Он таскал наверх Джанори, обвязав двумя веревками! Так что нет причин для волнения, пусть себе сидят и разговаривают. Без Гимбы на палубе посвободнее…
Женщина задумчиво поглядела вверх, щурясь и сомневаясь, но спорить не стала. Юити выскользнула из каюты, села рядом, поставила на палубу миску с кашей. Магур принялся помогать дочери устраивать раненую повыше и поудобнее, для завтрака. Заодно он присматривался к женщине. Действительно, совсем белая, даже ресницы у нее – пушистые, густые, но тень от них лучше видна, чем сами волоски. И брови светлые, и кожа. Глаза серые, а когда глядит в небо – голубые. Необычно. Румянец на коже проступает все отчетливее, розовый и яркий. Это хорошо: видно сразу, что человек идет на поправку. Руки интересные. Тонкие, с длинными пальцами. Вполне понятно с первого взгляда, что эти руки не перебирали батар и не свежевали оленя, не скручивали нить из кудели и не держали колотушки для стирки белья. На среднем пальце мозоль: перо натерло, что уже неплохо и намекает на ученость. И совсем нет шрамов. У всякого жителя зеленого мира их немало. Ветка царапнет, зверь на охоте достанет… Первые появляются еще в детстве. Помнится, упрямец Чар всем пытался доказать, что он самый бесстрашный, норовил быстрее иных добежать до столба боли, чтобы ножи кидали обязательно в него. Впрочем, давно известно: игры, причиняющие боль, бледные этого берега считают дикими и недопустимыми. Почему? Не испытав боли, как пожалеешь младшего? Не бросив нож в человека в игре, целя мимо, как решишься использовать оружие против врага? Как поймешь, где настоящий запрет, если тебя ограничивают фальшивым, чужим и непонятным?