Воинский класс
Шрифт:
— Я нихрена на свете не боюсь, Торн.
— Тогда почему же вы не использовали военной силы? Конфликты по всему миру, ядерное оружие туда-сюда, новые угрозы миру и безопасности почти каждый год — и все равно вы ни раз не объявляли какой-либо массового развертывания, никогда не объявляли призыва резервистов или Гвардии. Да, вы иногда сосредотачивали несколько авианосцев, приводили несколько бомбардировщиков в ядерную готовность, но никогда не сделали ничего, чтобы попытаться подготовить страну к возможности полномасштабной войны, даже когда
— Прочитаете в моих мемуарах, — огрызнулся Мартиндэйл.
Томас Торн поднял руки в знак примирения.
— Господин президент… Кевин… Мне нужно это знать.
— Почему? Потому что боитесь, что ваша драгоценная, праведная философия разъединения и изоляции от мировых дел не сработает? — Выпалил в ответ Мартиндэйл, злее, чем когда-либо. — После того, как вы год перемывали мне все кости по поводу моей неспособности справляться с кризисами во всем мире вы обнаружили, что быть может, не так просто ничего не делать?
Торн не поддался и не вступил в перепалку.
— Потому что мне нужно это знать, Кевин, — мягко сказал он. — Я знаю, что вы отнюдь не ничего не делали. Но почему вы делали то, что делали? Почему вы не использовали эту огромную власть, чтобы разрешить эти кризисы?
Мартиндэйл помолчал, пожал плечами, словно его не заботило, что Торн думал о его словах.
— Да все просто: я ненавижу терять, — ответил он, наконец. — Потратить несколько недель или даже месяцев на мобилизацию армии, отправить ее на другой конец земного шара, чтобы вести войну и умирать — это не по мне. На мой взгляд это расточительно, неэффективно и рискованно.
— И потому вы использовали HAWC или «Сумасбродного мага», — подытожил Торн. — Если они несли потери, вы это не считали потерями?
— Нет, это были для меня потери — но потери в отдельно взятой драке, а не в реальной игре, — пояснил Мартиндэйл. — И оба эти подразделения были чертовски хороши — иногда они били плохих парней так сильно, что уже не было никакой игры. В любом случае, секретные подразделения были быстры, эффективны, высоко мотивированы, подчинены непосредственном мне, а их финансирование было скрыто в секретных «черных» программах с минимальным контролем Конгресса. То есть, так было до сих пор.
— Я понял, — сказал Торн. Он пристально посмотрел на Мартиндэйла и, к удивлению того, улыбнулся и кивнул. — Очень хорошо. Спасибо за то, что уделили свое время, господин президент.
— Что? И все? — Недоверчиво спросил Мартиндэйл. — Никаких угроз, предупреждений, осуждения?
— За что?
— За… — Мартиндэйл замолчал. Он улыбнулся и пригрозил Торну пальцем, а затем поднялся, чтобы уйти. — Я понял. Очень умно. Вы хотели запудрить мне голову, чтобы я раскрыл какую-то информацию, чтобы вы потом взяли меня на ней.
— Я не знаю, о чем вы говорите, Кевин, — сказал Торн. — Я просто хотел спросить вас о некоторых аспектах вашего пребывания на посту президента. Я думаю, что мне
— Хватит играть в игры, Торн, — сердито сказал Мартиндэйл. — Вы вызвали меня по какой-то причине. Валяйте.
— Хорошо, господин президент…
— И прекратите называть меня «господин президент», — оборвал его Мартиндэйл. — Я уже не президент — это вы. Вы уважаете меня настолько же, насколько и я вас.
— Я хотел вас сказать только одно, Кевин: то, что вы задумали — опасно. Быть может не для вас лично, но для мужчин и женщин, которые вы собираете вокруг себя, — сказал Торн. — Привилегия исполнительной власти[103] не защитит вас, а Женевская конвенция не защитит их. Независимо от того, что делаете вы, независимо от того, приносят ли ваши действия пользу, Соединенные Штаты не придут вас на помощь. Как бы сказали в старом телесериале, мы объявим, что ничего не знали о ваших действиях. Вы будете не более чем народными мстителями с высокими технологиями.
— Тогда сделайте что-либо лично, — сказал Мартиндэйл, отринув все следы бравады. — Финансируйте нас. Прикрывайте нас. Мы будем рисковать, но будем делать это под вашим руководством. Мы будем держаться в тени, следовать духу закона, сотрудничать в максимально возможной степени с нашими и иностранными властями. Но эта политика изоляционизма и невмешательства затянет нашу страну вниз. Кто-то должен будет действовать, чтобы защитить наши жизненно важные интересы.
— Так вы хотите, чтобы все было по закону, Кевин? Отбросьте это безумие. Вы нанесли уже достаточно вреда.
— Мы еще даже не начинали, Том, — сказал Мартиндэйл. — Вы не сможете нас остановить. Но вы могли бы с нами сотрудничать.
— Кто еще причастен к этому, Кевин? Кто из моей администрации? Действующие офицеры? Отставные?
— Вы же не думаете, что я просто дам вам список?
— Не доверяете мне?
— Нет, пока не удостоверюсь, — ответил Мартиндэйл. — Конечно, если вы согласитесь присоединиться к нас, или просто не станете мешать и предоставите нам некоторую информацию сейчас и позже, я, возможно, могу решить, что могу вам доверять.
— Я не собираюсь препираться с вами, Кевин, — сказал Торн. — Я полагаю, при вас некое миниатюрное записывающее устройство, но это не имеет значения. Я прямо говорю вам: я не потерплю, чтобы кто-то проводил собственную внешнюю либо военную политику. Я не знаю, законно ли то, что вы делаете или нет — пусть в этом разбирается министерство юстиции. Но если вы сообщите мне имена всех ваших сторонников, а минюст сочтет их действия незаконными, я полагаю, что…
— Конечно, так и будет. Генеральный прокурор работает на президента, — оборвал его Мартиндэйл. — Я знаю, как это работает, забыли? Я сам играл в такие игры. Министерство юстиции не следит за законностью, оно делает то, что скажет Белый дом. Его работа состоит в том, чтобы законы соответствовали пожеланиям Белого дома.