Воинство Рассвета
Шрифт:
Джил молчала. Задумавшись, она чертила палочкой на восковой дощечке для заметок узоры, напоминавшие рыбьи скелеты. Ее пальцы отбрасывали резкую черную тень на гладкую полупрозрачную восковую поверхность. Снаружи из общей комнаты доносился насмешливый голос Нан и раздраженный – Томека Тиркенсона.
– Отстань, женщина! Я что, не могу поздороваться с твоей дочерью, без того чтобы ты не кудахтала рядом, как наседка?
Джил подняла глаза и встретилась взглядом с Минальдой.
– Твой брат настаивает на этом союзе, не так ли?
Минальда вздохнула и откинула с лица волосы.
– Он
Она приподняла подол темной юбки и продемонстрировала остроконечные атласные туфельки, отделанные парчой и жемчугом.
– Алвир часами напролет твердит о торговле с Югом, о восстановлении той цивилизации, которую мы потеряли. Знаешь, Алвир всегда мечтал иметь все самое лучшее. Он любит красивые вещи, удобства и изящество. Суровая жизнь в Убежище раздражает его, как ноющая рана. Ты сама это знаешь. Ты же его видела.
Джил подумала о безупречных нарядах канцлера, о роскоши, которой тот себя окружает, о запахе мыла и духов. Всем этим он словно бы возводил себя на пьедестал, возносясь над подданными. Однако Альда, запросто носившая простые крестьянские платья, все же пользовалась куда большей любовью и уважением.
– Но дело даже не в этом, – спокойно продолжала Минальда. – Если мы намерены напасть на Дарков, делать это нужно сейчас. Кто знает, что может случиться к весне? Из всех правителей королевства только Томек Тиркенсон отозвался на призыв Алвира, но ведь известно, что, по крайней мере, еще четверо уцелели. Алвир прав в одном: если нам удастся отбить посевные поля вокруг Гая, мы сумеем установить с Алкетчем торговый союз, и на следующий год они не придут сюда как завоеватели.
Джил подавила желание высказаться по этому поводу и принялась зачеркивать нарисованные на воске узоры.
В комнате вспыхнул колдовской огонь, бросив отблески на сероватых гранях кристаллов для видеозаписи. Вошел растрепанный и небритый Руди, с красными от переутомления глазами. Умывался он, явно не глядя в зеркало, и на лице остались пятна сажи.
– Привет, синий чулок, – бросил он Джил, а затем склонился, чтобы поцеловать Минальду, и сжал ее в объятиях с радостью и отчаянием.
Проснувшийся Тир с готовностью поднял ручки и сонно заворковал:
– 'Уди! 'Уди!
Руди с усмешкой взял его на руки.
– Чем тебя мама кормит, толстячок, неужто камнями? Все в Убежище только и думают о еде и воруют ее друг у друга, а ты все толстеешь. Как тебе это удается?
Тир только радостно засмеялся. Это обвинение вряд ли было справедливым: пока он был всего лишь младенцем, но в будущем обещал стать юношей, столь же стройным и изящным, как мать.
– Похоже, камер сгорания нам больше не найти, – вздохнул Руди, опускаясь на скамью рядом с Минальдой. – Отыскали всего пятьдесят две, при том, что обшарили кладовые сверху донизу. А огнеметчиков почти восемьдесят, придется использовать лишних людей на подмене.
Минальда встала у него за спиной и начала массировать его шею кончиками пальцев.
– Правда ли, что посол просит показать отряд огнеметчиков в действии? – спросила она.
– Мелантис
«И не без оснований», – подумала Джил, но вслух ничего не сказала. После того, как они ушли, она долго сидела, размышляя о Руди и Минальде, о Зимнем празднестве, о Дарках. В лабиринтах вокруг нее установилась тишина. Мерцающий камень на столе отбрасывал ее огромную тень на мрачную стену, выхватывая каждую щербинку и трещину на деревянном столе, резко очерчивая каждый пергамент, каждый кристалл на его поверхности. Он высвечивал грязь и убогость тесной каморки, ту тягостную обстановку, к которой Джил уже начала привыкать: отсутствие мебели, стол на козлах, продавленная койка.
«Ничего удивительного, – подумала она, – что Алвир прельстился атласными туфлями и запасом мыла. Возможно, он единственный человек в Убежище, у которого вся одежда в порядке. Одному Богу известно, где он раздобыл знамена, под которыми приветствовал Ваира. Но понимает, что и его запасы небезграничны».
Будучи историком, Джил знала множество примеров того, как богатые промышленные регионы без труда подчиняют себе малонаселенные сельские области. «К тому же, – подумала она, – Алвир не откажется стать управителем при императоре, если это принесет ему комфорт и престиж. Лучше быть негром в доме богача, чем помирающим от голода белым бедняком».
Откуда-то из каморок, окружавших ее кабинет, раздался странный звук. Было уже очень поздно, и все другие шумы штаб-квартиры Совета уже стихли. Джил никогда раньше такого не слышала: еле различимый, однако поражавший своей безудержней резкостью. Плач мужчины.
Какое-то время Джил сидела взволнованная и смущенная. Как и большинство незамужних женщин, она никогда не видела рыдающего мужчину и испытывала ужасное чувство: это казалось даже более постыдным, чем подслушивать, как кто-то занимается любовью... Возможно, кому-то из обитателей Убежища приснился горестный сон о том, как был разрушен его дом?
Но отчаяние этих душераздирающих рыданий все же принудило ее бросить занятия и покинуть кабинет в поисках тишины в общей комнате. Такому горю она ничем не могла помочь.
В общей комнате царила почти непроглядная темнота. Лишь голубоватый свет, похожий на мерцающий болотный огонь, пробивался сквозь занавес, скрывавший вход в каморку Ингольда. Приблизившись, она услышала мягкое поскрипывание пера.
– А, моя дорогая...
Маг протянул ей навстречу руки, как только Джил вошла в каморку. Поношенный коричневый плащ, который он накинул на плечи, сполз на спинку замысловато изогнутого и чиненого-перечиненого стула. Как всегда, руки у него были теплыми, и, как всегда, он словно вливал в нее свою жизнеутверждающую силу. Джил заметила следы усталости на его лице, но ничего по этому поводу не сказала. Он жестом пригласил ее сесть, а сам направился к очагу, чтобы налить чаю.