Воинство Рассвета

Хэмбли Барбара Джоан

Джил посмотрела на пергамент, над которым он работал. Карта тоннелей и пещер Логова, похожая по своей запутанности на тарелку с макаронами. Она бросила взгляд на присевшего на корточки перед очагом старика; от его рук словно бы исходило теплое сияние.

– Ты сомневаешься, что Алвир нам поверит, да?

Ингольд обернулся.

– А ты сама?

Джил возмутилась.

– Он обязан поверить, – запротестовала она. – Черт возьми, у меня есть доказательства! Целый мешок доказательств... Он не может так просто отмахнуться от них!

Волшебник кряхтя встал и подошел к ней.

– Возможно, – согласился он. – Я очень на это надеюсь. Только, видишь ли, Ледяной

Сокол ничуть не обманул меня своими недомолвками. Он вернулся сюда с отрядом Белых Всадников, и, я подозреваю, что они все еще где-то здесь, в Долине. Они знают, сколько людей отправится в Логово в Гае, и будут знать, сколько вернется обратно.

Джил молча сидела, рассматривая его лицо, – решительный подбородок и плоские скулы, очерченные отблесками очага. Как и прежде, ей казалось сейчас, что это лицо она знала всегда.

– Ингольд, – тихо спросила Джил, – почему Дарки охотятся за тобой? Я тебя уже спрашивала об этом прошлой осенью, когда ты отправлялся в Кво. Мне казалось, с тех пор ты сумел найти ответ.

Он отвел глаза.

– Не знаю, – откликнулся маг почти неслышным голосом. – Прежде мне казалось, это из-за того, что я знаю нечто важное. А теперь боюсь, что все дело лишь в том, кто я такой.

– То есть?

– Архимаг, – без всякого выражения произнес он, – тот, кому известно Старшее заклинание, подчиняющее себе все остальные.

Джил нахмурилась от внезапной горечи в его голосе.

– Не понимаю.

– Вот и хорошо. – Ингольд неожиданно улыбнулся и ласково обнял ее за плечи. – Хорошо. В любом случае, если дело дойдет до вторжения, то, будучи магом, у меня куда больше шансов выжить, чем у всех остальных. К тому же, если я не отправлюсь в поход вместе с войском, то останусь здесь, в Убежище, вместе с Джованнин и инквизитором Пинардом.

На это Джил было нечего возразить.

– Церковь на Юге не та, что была в королевстве Дарвет, – продолжал он. – Здесь Церковь всегда держалась в рамках законов. Но на Юге она сама и есть закон. Она не только благословляет королей, но и коронует их, а в некоторых случаях и сама выбирает их. Джованнин признает духовное главенство инквизиции.

– То есть подчинится приказам Пинарда?

Он хмыкнул.

– Джованнин Нармелион никогда в жизни не подчинялась ничьим приказам. Но она прислушивается к его словам, что Бог оправдает любые средства, которые изберут его верные служители. И она никогда не простит меня за то, что я отнял у Церкви брата Венда. Наверное, можно сказать, что своими речами инквизитор окончательно развратил ее, хотя при этом они оба считают, что руководствуются самыми благими намерениями. А поскольку Майя Пенамбрийский с ними не согласен, то рискует заслужить клеймо раскольника.

– Хотя он всего лишь верный приверженец Церкви, – иронично усмехнулась Джил, затем внезапно спросила: – Это правда, что ты отсек руку Ваиру в нечестном бою?

– Еще бы. – В его глазах сверкнул проказливый огонек. – Учитывая то, что он был верхом и вооружен длинным мечом, в то время как меня приковали за запястье к столбу и дали простой двухфутовый клинок... этот бой вполне можно назвать нечестным. Как ты уже, наверное, поняла, это случилось, когда я был рабом в кавалерийских бараках Кхирсрита. Мне и в голову не приходило, что в этой схватке Ваир потерял руку: не так уж и серьезно я его ранил. Хотя, конечно, алкетчские лекари не пользуются магией и не слишком искусны в своем ремесле... В общем, я почти и не вспоминал об этой истории, как только зажили мои собственные раны, и больше никогда не встречался с Ваиром. Но теперь, оглядываясь

назад, я полагаю, что это именно он потом пытался меня убить и вынудил бежать из Алкетча.

Волшебник помолчал, его глаза затуманились, вглядываясь в далекое прошлое.

– Ваир всегда скверно владел мечом, – добавил он, взглянув на Джил, – несмотря на все его заверения. Насколько мне помнится, во время тренировочного боя я выбил у него меч, и он заработал плохую оценку от наставника. Тогда, против всех правил, он, взъярившись, вернулся, чтобы довершить начатое.

– Тем самым увенчав грех гневливости грехом глупости. – Джил ухмыльнулась. Затем, слегка нахмурившись, спросила: – Ты тогда уже был магом?

– А ты сама как думаешь?

Она покачала головой.

– Но ведь ты был уже взрослым...

Волшебник вздохнул.

– Мне сравнялось двадцать два года. Как верно заметил наш однорукий друг, в этом возрасте большинство магов уже успевают овладеть своей силой, которая обычно проявляется где-то между девятью и четырнадцатью годами.

Он откинулся на спинку стула и набросил на плечи плащ, как будто хотел защититься от холода.

– Видишь ли, когда я вернулся из Кво, началась война. Наши земли граничили с Геттлсендом. Мой отец был правителем Гирфайи, это княжество близ Дила. В последней битве перед дверями отчей крепости я получил удар по голове, который едва не прикончил меня. И когда я пришел в себя в Алкетче, в загоне для рабов, я не мог вспомнить даже как меня зовут, не говоря уж о моих способностях или – к счастью – о моей роли в этой войне.

Долгое время Джил молча рассматривала его, и внезапно перед ней предстал отчетливый образ того блестящего самонадеянного светловолосого юноши, каким был Ингольд Инглорион в двадцать два года.

– И когда же ты вспомнил? – тихо спросила она.

– После бегства из Кхирсрита. В пустыне. У меня была лихорадка, я тогда чуть не умер. Меня нашел Кта. – Ингольд помолчал, уставившись на огонь в очаге. – Затем я много лет провел отшельником. Я вспомнил о себе все. Но я вспомнил и то, что война началась из-за меня. Из-за моих занятий черной магией и вмешательства в те дела, которые вовсе меня не касались... Прошло очень много времени, прежде чем я набрался храбрости зажечь огонь без огнива. Я свыкся с мыслью о гибели родителей и моего младшего брата, Лиардина... – Он покачал головой, будто старался избавиться от эха полузабытых старых голосов. – Но Гирфайя так и не воскресла из пепла. Возможно, я единственный, кто вообще помнит, где она находилась. Маги – опасные люди, Джил, – закончил он, снова притрагиваясь к ее руке. – С нами лучше не связываться. Ледяной Сокол был прав. Нужно быть отважным человеком, чтобы водить дружбу с мудрецами.

Она пожала плечами.

– Я в это не верю.

– Правильно, ведь ты же очень отважна, – улыбнулся он.

– Так вот почему... – начала было она и замолчала на полуслове. – Порой я сомневаюсь, что ты и впрямь так умен, как о себе думаешь.

И, не дав ему опомниться, неожиданно даже для себя самой, Джил наклонилась и нежно поцеловала его в лоб, а затем вышла из комнаты.

После слабого света в каморке Ингольда, темнота в общей зале показалась ей непроглядной. С привычной осторожностью, которой она научилась у Ледяного Сокола, Джил не стала останавливаться, чтобы дать своим глазам привыкнуть к темноте, а просто сделала шаг в сторону, дабы остаться незамеченной. Поэтому, когда какая-то тень возникла во мраке одного из многочисленных проходов, ведущих в общую комнату, Джил лишь плотнее прижалась к стене и замерла.