Воины Андеграунда

Серов Юрий

– Николай, мы же джентльмены. Моё слово здесь – закон.

– Как скажете. Я согласен. Глупо отказываться.

– Добро. – Они скрепили договор рукопожатием.

К ужину Город Сильных гудел, будто растормошенный осиный улей. Жители обсуждали предстоящую битву и предвкушали сражение. Рубена видели в прекрасном настроении, не переживал и Мамонт, раздающий подзатыльники и шутки. И тот, и другой берегли силы, а если и волновались, то ничем это не показывали. Марат сдержал обещание и во время принятия пищи ни к кому не приставал. Сидел, ел и разбрасывался остротами. День-другой, и на сторону гиганта перешла бы большая половина узников. Слабые, подавленные

люди сдавались под влиянием силы. Он не был обычным человеком. Жестокий, хитрый, безбашенный и бессердечный; вокруг него образовалась бы армия подражателей и поклонников, а управлять глупцами Лазарев умел.

Когда стрелка часов подобралась к девяти, рабочий день Льва Андреевича закончился. Диктатор оглядел мониторы, потёр виски и уставшие глаза, допил остывший кофе и стал собираться. Снял форму, переоделся в гражданскую одежду – джинсы и рубашку, попрощался с командой маляров, трудившихся над кабинетом, и в сопровождении охранника свернул к выходу из города. Возбуждённую толпу он не слышал, задумавшись о встрече с семьей, и исчез в туннеле, ведущем наружу. Через десять минут Лев Андреевич появился в заброшенном особняке на улице Вавилова, закрыл на ключ выход и покатил по городу на любимом авто.

Накал в Городе Сильных достиг предела. Стражники заняли вышки и держали наготове автоматы. Затея Рубена покрасоваться мускулами и поставить на место зарвавшегося гиганта не нравилась никому, но диктатор дал добро на проведение поединка. Мамонт не должен был выйти из карцера: его держали на хлебе и воде, а по логике вещей дебютный ужин в столовой грозил расстрелом, однако Лев Андреевич проявил снисходительность.

– Всем дается шанс, – сказал он. – Каждый житель попал сюда за проступки, свершенные в прошлой жизни. Здесь они начнут новую жизнь… Или умрут.

Под поединок выделили центр города. Сдвинули в сторону кровати, образовав ровный квадрат ринга. Узников загнали в отдельный угол под обзор охранников, а арену осветили яркими прожекторами.

Из толпы выбрался Марат, и жители разразились овацией. Под рёв он оголил торс, и многих восхитила мускулатура гиганта. Крепкие руки, стертые костяшки кулаков, кубики пресса, бычья шея: монстра словно создавали для боев без правил. Мамонт получился бы славным богатырём, однако выбрал неправедный путь. Все, кто попадал в Подземелье, паиньками не являлись.

Крики и улюлюканье сменила тишина. На ринг шёл Рубен. Без привычной формы стражника, босой и в трусах, обмазанный с ног до головы маслом, он излучал уверенность и знания.

Противники встали друг против друга.

– Скоро всё закончится, – сказал Мамонт. – Ты помнишь про минуту? Начинай отсчитывать! На шестидесяти ты ляжешь мёртвым на пол!

– Не трать секунды на разговоры. Начинаем!

Они закружили по рингу. Первым напал Марат, проведя несколько атак ногами и руками, но проворный Рубен нырнул и оказался позади. Мамонт рыкнул, развернулся и ударил. Кулак свистнул по воздуху, прочертив широкую дугу. Осознав, что рукопашной врага не взять, Марат попробовал нахрапом, получил знатный апперкот в челюсть, устоял и успел схватить Рубена в охапку, но выручило масло. Охранник выскользнул, врезал по почкам и уклонился от очередного выпада. Мамонт зверел и нападал, но ни один удар цели не достиг. Гигант уставал, а стражник двигался и изматывал Лазарева. Минуты проходили, силы терялись, и тело исполина покрывалось потом. Рубен же казался двужильным: юркий и быстрый он наматывал по рингу километры. Мамонт осознал ошибку, успокоился и снизил темп, уравняв упавшие шансы на победу. Однако и соперник

поменял тактику, подключив к бою ноги и продолжая ускоряться. Рубен порхал и жалил Марата по болевым точкам, и уверенность постепенно сходила с лица гиганта. Никто в этом матче не ставил на стражника, но тот показывал отличную технику и тактику.

Узники смотрели на бой увлеченно, завороженными взглядами. Кровь бурлила в жилах, и адреналин наполнил затхлый воздух подземелья свежим кислородом, раскалил атмосферу до состояния извержения вулкана, и запуганные жители, получив помощь в виде исчадия ада, верили в победу Мамонта. Его боялись и уважали, он не испугался авторитета Рубена, огрызнулся и перевернул привычный распорядок дня с ног на голову. Горожане поддерживали Лазарева шёпотом, а когда бой выровнялся, без стеснения перешли на овации. Мамонт, услышав голоса, приободрился и попробовал достать противника ногами, но тот отпрянул, заблокировал удар, повалился в сторону, кувыркнулся, вскочил и врезал по челюсти. Марат пошатнулся, пропустил серию хуков и рухнул на пол. Тело задергалось в конвульсиях и затихло.

Толпа замолкла. Герой подземелья, гигант, воин Аякс пал от рук стражника и лежал поверженный. Рубен попросил полотенце, вытер от пота лицо и шею, повернулся к узникам и сказал, что повторит это с каждым, кто посмеет нарушить законы Города Сильных.

– Если кто-то желает проверить себя, милости прошу, – распылялся он. – Давайте, ребятки! Неужели нет желающих?! Сопляки!

Охранник швырнул полотенце на пол и удалился. Мамонта погрузили на носилки и унесли, и все разбрелись по кроватям. От былой уверенности не осталось и следа, козырные карты превратились в шестерки, а главный джокер остался у врагов.

История с Мамонтом постепенно забылась, хотя некоторые чесали языки в столовой, вспоминая двухметрового монстра, и жизненный ритм вернулся к прежней серости. За оставшиеся семь дней маляры привели кабинет в божеский вид: по центру красовалась картина Эмиратов, стены обрели деловой светло-коричневый цвет, потолок отштукатурили, а на полу выложили паркет. Коля работал с удвоенной энергией, помня о разговоре со Львом Андреевичем, и просыпался каждое утро с единственной мыслью: скорей бы увидеть Алевтину, упасть ей в ноги и попросить прощения за ужасные годы, которые он испортил пьянками и плохим поведением. Здесь, на дне художник научился ценить любовь, гармонию и спокойствие.

– Аля, люблю тебя, – шептал он, нанося кистью краску на поверхность. – Люблю тебя, слышишь…

Николаю сниласьжена. Алевтина Сергеевна Трушкина. Для него просто Аля. Рыжеволосая хрупкая девушка со стальным стержнем внутри. Обаятельная, большеглазая и неподражаемая, как океан во время заката.

Они сидели на зелёном лугу и целовались. Ветер колыхал траву и играл с волосами Али. Неподалеку лежала скатерть с угощениями, и возвышался мольберт с чистым листом. Небо над головой темнело, а горизонт бушевал оранжевыми красками. Муж и жена повернулись, обнялись и взирали на пейзаж.

– Пожалуй, я перенесу это на холст, – сказал художник. – Природа велика.

– Да, – согласилась девушка. – Ты такой романтик.

Николай улыбнулся и провёл рукой по щеке жены. Щека напоминала на ощупь персик, вкусный сочный фрукт с красным пятнышком на боку.

– Мы будем рисовать, Аля. Я буду творить, а ты – вдохновлять. Поможешь?

– Конечно, дорогой. – Девушка поднялась и протянула руку. – Я обязательно помогу. Вставай, Коля, нас ждут великие дела…

– Коля, вставай. – Василий тряс друга за плечо. – У нас тут ЧП произошло.