Вокруг и около
Шрифт:
Во втором случае имеем то, что о чем говорилось выше: из кувшина выливается только то, что в нем есть, а не то, что должно быть. Для наполнения же сосуда нужным содержимым надо, чтобы власть знала: пренебрежительное отношение к неофициальным лицам вроде сержанта Кроули, профессора Гейтса, журналиста из Лозанны и другим ставит любое официальное лицо перед угрозой краха политической карьеры. Вот тогда-то и получим другой кувшин со всеми вытекающими из него последствиями.
Тень победы
Канитель, сопутствующая выходу из аэропорта в Детройте на бескрайные просторы страны,
Прилетел ли солдат на побывку или возвращался совсем, понять было трудно. Но в любом случае это был не герой нашего времени, не Рембо, не солдат-победитель, а так себе… Потому что, допустим, если возвращался он из Афганистана, то особой доблестью американцы там не отличились, если же из Ирака, то тем более. Но для Америки он был солдатом, и этого хватало, чтобы оказывать ему подчеркнутые знаки внимания. За то, что не погиб, не пропал без вести и даже не ранен, а вот приехал домой, где ждут родные, любимая девушка и стейк на гриле.
…Я из того поколения, которое не воевало, но помнит как возвращались солдаты Великой Отечественной. Их встречали примерно так, как в шестидесятые – Гагарина, только еще круче. Потому что Гагарина встречали большей частью в столицах, а солдат той войны – по всей великой стране. (Потом вышло так, что День Победы «оказался приватизирован одной отдельно взятой страной», и вот вам результат: в остальных странах СНГ к надругательству над советским солдатом нынче относятся равнодушно.)
Но я сейчас не об этом, а о том, что одновременно с радостью возвращения, наваливалась и горечь обид. Побывавших в немецком плену либо загоняли в лагеря с ходу, либо отлавливали и гнали туда же, но позже. В неблагонадежные зачисляли даже тех, кто оказывался на временно оккупированной территории. Но если человеку с погонами предписывалось пустить себе пулю в лоб, чтоб не сдаваться, то как быть в подобных случаях гражданским, не объяснялось. Американский солдат, которого чуть ли не за ручку водил по аэропорту сердобольный детройтский коп, о таких вещах и не думал. Он, может, и про ту войну мало чего знал.
А я до сих пор помню наш ереванский дом по улице Шаумяна под номером 14. Один подъезд из трех был уже заселен, два еще строились. Помню славную семью Кнтхцянов. Сын Спартак (позже известный архитектор, автор летнего кинотеатра «Москва») вернулся с фронта без ноги, вследствие чего казался старше своих лет, хотя вряд ли дотягивал и до двадцати. В том же подъезде жили Гильнеры: мать, дочь и сын Лева. Про отца Левы ходили слухи, что был, вроде, в плену, а что дальше, никто толком не знал. Насчет плена в присутствии детей говорили так, как обычно говорят о чем-то предосудительном – отводя глаза и полушепотом.
Но вот что интересно: на негласную установку смотреть на родных и близких военнопленных страны-победительницы косо, всем было наплевать. Жили дружно и все вместе подкармливали пленных немцев, поднимавших два недостроенных этажа дома на улице Шаумяна. Кое-что перепадало и конвою, но прежде всего отдавали невольниками социалистического труда.
Информация для сравнения. За время Второй мировой войны 124 053 солдат и офицеров США попали в плен, и каждый знал, что по закону своей страны «Военнослужащий, силой обстоятельств попавший в плен к противнику, продолжает оставаться членом вооруженных сил США», что автоматически оставляет за ним право на все денежные выплаты, льготы и привилегии, которые ему полагались, если бы он находился на действительной службе.
Вот вам пример. Подполковник Дейтон, командир полка палубной авиации, в 1965 году был сбит над Северным Вьетнамом, провел в плену восемь лет и, когда подошел срок, получил полковника, а уже после освобождения стал адмиралом. Потому как все эти годы он считался находящимся в бою солдатом и таким образом заслужил свое продвижение по службе. Как вам это?
Честь попавших в плен и пропавших без вести закреплена еще одним законодательным актом – Днем памяти военнопленных и пропавших без вести. Учреждена и специальная государственная награда «Медаль военнопленного».
Вы такое себе у нас представить можете? В Армении осталось каких-нибудь пять тысяч фронтовиков и полторы тысячи из них – прикованы к постели. По скорбной статистике каждый месяц становится на сто ветеранов меньше, из чего следует, что возвращать долги вскоре будет некому. Да и некогда: в свое время со смаком оплевали воинов-афганцев, затем отмахнулись от чернобыльских спасателей, не так чтобы перебрали с помощью и участникам боев в Карабахе, если участники не генералы. Тенденцию потери памяти просматриваете? А стыда и совести?
...
P. S.
Солдат, повстречавшийся в зале прилетов аэропорта имени Макнамары, как выяснилось позже, вернулся домой из плена. И главное слово здесь – «вернулся».
Уходящая натура
Удивительное рядом: на улицах Москвы появились бил-борды, на которых начертано: «Читайте книги!». Надо же, не «Пейте кока-колу», не «LG достоин созерцания» и даже не «Сделай паузу, скушай Твикс», а именно так: не таясь, средь бела дня, во всеуслышание, черным по белому: «Читайте книги!». Призыв сопровождают высказывания ряда писателей, объясняющих москвичам и гостям столицы, зачем людям нужна книга. Ну например: «Настоящая литература делает человека чище» – это Сергей Алексеев. Или: «Читайте детям не нотации, а книги» – это Григорий Остер. Или: «Путешествуя с героями книг, мы учимся радоваться простым вещам» – а это уже Галина Куликова. Могу продолжать дальше.
Писателей, высказывающихся в пользу чтения книг как способа самосовершенствования человека, много, и это, по правде говоря, смущает. Объясню, почему смущает. Если представить, что вдруг и в Ереване возьмут и решат развернуть поколение пепси лицом к книге, найдется ли и у нас столько авторов и столько книг, которые можно предложить к чтению? Далее смущение трансформируется в стыд: говорим ведь о стране, которая, как объяснял недавно корреспонденту «Литературной газеты» Серж Саргосян, наряду с 500-летней историей книгопечатания имеет 1500-летнюю историю создания собственной письменности и шедевров литературной культуры. Вот ведь как!..