Вокруг Москвы

Митрофанов Алексей Валентинович

Дом был рубленый, крыша железная, терраса была застеклена с двух сторон, вьющихся растений не было, так как я не раз сидела на перилах. В доме всего два входа. Через весь дом от одного входа к другому шла полосатая дорожка. Ограда – невысокий штакетник. Одна-единственная дорожка – к реке, среди луговых трав. При входе на террасу клумба. На участке росла одна береза, на даче сосны были совсем маленькие, сейчас они выросли. Мы несколько раз встречали Маяковского, всегда в компании людей, редко – одного. Его дача стояла единственная в поле. К Маяковскому прилетал летчик, садился около его дачи. Самолет – чуть ли не бамбуковые палочки, обтянутые

полотном, мотор – между ног. Мы кричали: "Габер-Влынский летит…" Почему так кричали – не знаю".

В действительности это был другой какой-то летчик. Адам Габер-Влынский к тому времени погиб.

Этим список здешних знаменитостей не ограничивается. На Писаревской улице жил художник Е. Камзолкин, автор эмблемы "Серп и Молот", которая на протяжении десятилетий была символом нашей страны. Камзолкин проживал здесь с 1910 по 1957 годы, вплоть до самой смерти.

Режиссер Константин Станиславский в 1898 году проводил здесь, на даче купца Н. Архипова первые репетиции спектакля "Царь Федор Иоаннович" по пьесе Алексея Толстого. В том же году, тем же спектаклем открылся легендарный МХТ, что дает основание пушкинским жителям считать свой город родиной или, как минимум, колыбелью Московского художественного театра.

В Пушкине, дачником, живал писатель Паустовский. Сначала в центре, на Тургеневской, а после на окраине. Тихо мечтал о встрече с Маяковским: "Я целый год прожил в Пушкине по Северной дороге… За моей дачей глухо стоял сосновый лес, а за ним тянулась болотистая низина и разливалась речка Серебрянка, всегда затянутая туманом.

Всю зиму я прожил на этой даче один, а летом в ней поселился Асеев с женой и ее веселыми сестрами-украинками. Потом добрейший Семен Гехт (сестры произносили его фамилию "Хехт") снял пустой чердак, где по ночам спали хозяйские козы, и началась шумная и вольная дачная жизнь.

Маяковский жил в то время на Акуловой горе и часто приходил к Асееву играть в шахматы.

Он шел через лес, широко шагая, вертя в руке палку, вырезанную из орешника.

Он показался мне угрюмым. Я старался не попадаться ему на глаза. Я был излишне застенчив. Мне казалось, что Маяковскому просто неинтересно разговаривать со мной.

Что я мог сказать ему нового и значительного?"

Недалеко от станции, на даче оперного певца Большого театра Николая Шарикова, бывали Собинов, Нежданова, Шаляпин и другие знаменитости. Они приезжали сюда для выступления на летней сцене и останавливались у Николая Михайловича как у коллеги и доброго знакомого. Отец же Шарикова был лесопромышленником и финансировал строительство уже упоминавшегося летнего театра, а также пушкинских церквей. Их было две, и в каждой пел Шаляпин.

Сама же станция была одной из лучших в Подмосковье. Дореволюционный путеводитель писал: "На 28 версте от Москвы. Станция 3-го класса. Это большое каменное здание с двумя залами: одна для пассажиров I и II классов и другая для пассажиров III класса. При первой – буфет с холодными закусками и горячими кушаньями… Возле станции всегда к приходу поезда являются извозчики, парные и одноконные, которыми можно пользоваться для сообщения с окрестными дачными местностями и селами".

В Пушкине бывал и Михаил Булгаков. Константин Паустовский писал: "Ему для одной из глав романа нужно было обязательно посмотреть снежные "шапки" – те маленькие сугробы снега, что за долгую зиму накапливаются на крышах, заборах и толстых ветвях деревьев. Весь день Булгаков бродил по пустынному в тот год Пушкино, долго

стоял, смотрел, запахнув старую облезлую доху, – высокий, худой, печальный, с внимательными серыми глазами. "Хорошо! – говорил он. – Вот это мне и нужно. В этих "шапках" как будто собрана вся зимняя тишина"".

Впоследствии Пушкино "выстрелило" в "Мастере и Маргарите", в том эпизоде, когда исчезнувший и перенесенный Воландом на южный берег Крыма Степа Лиходеев, слал на место своей службы отчаянные телеграммы из Ялты": "Тут администратор подпрыгнул и закричал так, что Римский вздрогнул:

– Вспомнил! Вспомнил! В Пушкине открылась чебуречная "Ялта"! Все понятно. Поехал туда, напился и теперь оттуда телеграфирует!"

По мнению пушкинских краеведов, прототипом чебуречной послужило здешнее кафе "Грибок".

Бывал здесь и писатель Анатолий Рыбаков. В результате Пушкино "вписалось" в его повесть "Кортик": "В ближайшее воскресенье друзья сошли на станции Пушкино. В руках у каждого были лыжи и палки.

Вдоль высокой деревянной платформы с покосившимся павильоном тянулись занесенные снегом ларьки. За ларьками во все стороны расходились широкие улицы в черной кайме палисадников. Они замыкали квадраты дачных участков, где протоптанные в снегу дорожки вели к деревянным домикам с застекленными верандами. Только голубые дымки над трубами оживляли пустынный поселок".

И этот список можно бесконечно продолжать.

Среди здешних достопримечательностей – множество дач дореволюционной постройки, представляющих огромную художественную ценность. Уже упоминавшийся памятник Маяковскому на Акуловой горе. Очаровательное здание железнодорожного вокзала. Не менее очаровательная водонапорная башня 1903 года постройки. Почти игрушечная башенка въездных ворот Ивантеевской фабрики, ровесница водонапорной башни. Краеведческий музей, располагающийся в бывшей купеческой дачной усадьбе Рабенек-Михайловых, построенной в 1910 году из дерева в стиле модерн. Современный памятник Пушкину и Крылову, сидящим на лавочке на фоне кинотеатра "Победа".

Словом, турист, оказавшийся в Пушкине, скучать ни минуты не станет.

Мураново

Следующий пункт – Мураново – одно из пресловутых "литературных гнезд" Московской области. Это не город, не поселок, а усадьба. Соответственно, там нет ни фабрик, ни заводов, ни исследовательских институтов. Жизнь подобных населенных пунктов рафинирована. Да и населенным пунктом это, собственно, не назовешь.

История Муранова берет свое начало в 1811 году, когда здесь поселяется генерал-майор Л. Энгельгардт. После смерти этого высокообразованного боевого генерала и героя взятия Очакова, оно перешло к его дочерям, одна из которых была женой известного поэта Баратынского. Последний водил дружбу с богемным цветом того времени – Пушкиным, Дельвигом, Вяземским, Жуковским, Грибоедовым. Литературная судьба Муранова была предрешена.

Баратынский горячо любил эту усадьбу и ее окрестности. Посвящал Муранову стихи:

Есть милая страна, есть угол на земле,

Куда где б ни были: средь буйственного стана,

В садах Армидиных, на быстром корабле,

Браздящем весело равнины океана,

Всегда уносимся мы думою своей;

Где, чужды низменных страстей,

Житейским подвигам предел мы назначаем,

Где мир надеемся забыть когда-нибудь

И вежды старые сомкнуть

Последним вечным сном желаем.