Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 2

Носик Борис Михайлович

ТО ЛИ ИСТОРИЧЕСКАЯ, ТО ЛИ РОМАНТИЧЕСКАЯ АРХИТЕКТУРА, ТО ЛИ ШЕДЕВР ЧВАНСТВА И КИТЧА… ТАК ИЛИ ИНАЧЕ, ЗАМОК «МОНТЕ-КРИСТО» МОЖЕТ МНОГОЕ РАССКАЗАТЬ О ЕГО СТРОИТЕЛЕ И ПОТЕШИТ ПОКЛОННИКА ВСЕХ ТРЕХ МУШКЕТЕРОВ

Фото Б. Гесселя

Таких удач было несколько. Но при этом умение ими воспользоваться было заслугой самого Дюма, и никого больше. К нему привели как-то робкого парижского учителя, который тоже строчил исторические драмы, но театры их, конечно, не брали. Их даже и не читали. «Понятно, – снисходительно сказал Дюма-отец. – Если б они были подписаны великим Дюма, другое дело…» Дюма добродушно поставил свое имя на титуле драмы – и пьеса пошла. Тогда

робкий шкраб признался, что он пишет еще и романы. Тоже исторические. Их тоже никто не хочет прочесть. «Тащите романы», – добродушно сказал Дюма. Учитель приволок свои сокровища, и на свет появились «Граф Монте-Кристо», «Три мушкетера», «Виконт де Бражелон», «Двадцать лет спустя», и еще, и еще… Все, конечно, за подписью Дюма. И когда однажды, то ли умученный тщеславием и безвестностью, то ли обидевшись на гонорарные расчеты, учитель Огюст Маке подал в суд на своего благодетеля, прося представить публике и его гордое имя («Маке, меня зовут Маке, Огюст Маке, это я все написал, что напечатал Дюма…»), то парижская знаменитость Дюма-отец даже не стал опровергать на суде этого мизерабля (ну да, это все он написал, Маке, но кто б его стал печатать, печатали Великого Дюма, а свою долю гонорара этот склочник получал исправно, что, неправда?). Учитель, конечно, проиграл процесс. И думаю, французский читатель нисколько не удивится этой истории (русского чуток покоробит, если он предположит, что какой-нибудь невеликий Н-ский даже не читал своих невеликих романов, а уж не писал их тем более). Но чему удивляться, привычки здешней литературы не изменились за неполных два века: бесчисленные «негры» трудятся в поте своих белых лиц, а знаменитости (те, кто умеет вдумчиво зачитать новости или сводку погоды перед телекамерой, ловко забить пенальти или прочесть по чужому тексту речь в парламенте, а то и просто сбежать из тюрьмы) гордо подписывают чужие книги, раздают автографы и толкуют о муках творчества. Кстати, на уровень здешнего «творчества» это не могло не наложить отпечаток…

Недавно останки великого Дюма-отца были перенесены с кладбища Виллер-Котре в Пантеон, но в одиночку, без соавторов. Даже без главного, без Маке (не говоря уж о всяких Теофилях Готье и Жерар де Нервалях). Дело в том, что образы мушкетеров и Дюма-отца льстят самолюбию французов. Они видят себя такими – щедрыми, бесшабашными мотами, ловеласами и авантюристами. А у Маке не было долгов и была только одна любовница. Нет, образ Маке не льстит самолюбию французов. Они хотят быть похожими на Дюма-отца и веселого сутенера Портоса. Кроме того, Дюма-отец любил Гарибальди, а Маке даже этих заслуг не имеет.

Но вернемся в наш замок-музей. Он, конечно, укомплектован пока не полностью. Вряд ли там собраны портреты всех мадемуазелей, на которых растратил свой антильский (пусть даже на четверть антильский) темперамент Дюма-отец. Зато в музее есть портреты дам, которым дарил свои любовь и творчество Дюма-сын. Сын белошвейки и ее соседа-квартерона вырос высоким красавцем, и отец, столько ценного семени раскидавший понапрасну по свету, в конце концов признал его и возлюбил. Однако унижения и обиды детских лет не умирали в душе сына. Он стал писателем-моралистом. Правда, строжайшие правила морали не мешали ему волочиться за кокотками и замужними дамами (по воле судьбы – русскими, из тех, что, оставив мужей в Петербурге, исцеляли таинственную хандру вполне действенным, и не только в Париже популярным, способом – внебрачной любовью). Княгиня Надежда Нарышкина (урожденная Кнорринг) была замужем за князем Нарышкиным и даже имела от него дочь, но, так как князь медлил с переходом в лучший мир, ей приходилось «лечиться» в Париже, где на помощь ей и пришел писатель-моралист. Замок «Монте-Кристо» едва ли не единственное место во Франции, где мне удалось отыскать портрет этой дамы.

Литературный же портрет «типовой» русской женщины, как она представлялась опытному русофилу писателю Дюма-сыну, пожалуй, не столь убедителен. Тем не менее все же представим его на суд терпеливому читателю, который отважился посетить этот уникальный романтический замок «Монте-Кристо» (строение, каких немало найдешь в Америке, но не так уж много во Франции). Дюма-сын отозвался не без восхищения «об этих русских дамах, которых Прометей, похоже, изваял из снежной глыбы, найденной им на Кавказе, и солнечного луча, похищенного им у Юпитера… этих дамах, обладающих особой тонкостью и особой интуицией, которыми они обязаны своей двойственной природе – азиаток и европеек, своему космополитическому любопытству и своей привычке к лени»… этих «эксцентрических существах, которые говорят

на всех языках… охотятся на медведей, питаются одними конфетами, смеются в лицо мужчине, не умеющему подчинить их себе»… этих «женственных существах с голосами напевными и хриплыми, существах скептических и суеверных, нежных и хищных, чья самобытность рождена самобытностью почвы, которая их взрастила и которая сама не поддается никакому постижению и подражанию…».

Боюсь, что это не слишком похоже на наших с вами русских жен и возлюбленных, дорогой читатель. Но ведь у иноземца и моралиста Дюма-сына, наверно, и не было нашего с вами опыта…

Остается добавить, что в целом в курсе своего «парижского лечения» вдали от постылого мужа и Петербурга Надежда Нарышкина родила писателю-моралисту Дюма-сыну двух дочерей. Портрет одной из них (Жанин, той, что была позднее похоронена близ великого деда в Виллер-Котре) украшает стену замка «Монте-Кристо». Замечательный портрет работы Бланша…

Шале, купальни, церкви, старый лагерь и новый беспредел…

Марей-Марли Ль’Этан-ла-Виль • Фуркё • Ла-Сель-Сен-Клу • Борегар • «Гренуйер» • Буживаль • Лувесьен

К северо-востоку и к востоку от Марли можно обнаружить несколько старинных деревень с замечательными церквами, а также прославленные усадьбы (в том числе и русские) и памятные места, чтимые и французами, и просвещенными туристами из всех стран мира, приводящие на память великие имена французской культуры, хотя порой также и события, которыми не в пору бы гордиться, но и забывать которые негоже. Так что приготовьтесь к новому долгому путешествию в этом недалеком от французской столицы царственном уголке земли…

В каких-нибудь двух километрах к северо-востоку от Марли, между долинами Этан-ла-Виль и Сен-Леже, лежит старинная деревушка Марей-Марли (Mareil-Marly) с замечательной приходской церковью Сент-Этьен, построенной в XII–XIII веках. Хотя интерьер церкви в XIX веке подвергся значительной реставрации, а верхняя часть колокольни была надстроена в 1872 году знаменитым Милле, церковь эта все же несет на себе отпечаток XII века и приводит на память ранние готические соборы Французского Острова (и конечно, славный собор Парижской Богоматери). На скате фасада привлекает внимание полотно, навеянное «Рождеством» Мурильо, а в одной из часовен XVI века – стенопись, представляющая Крещение Христа, а также более позднее полотно, где изображены муки святого Этьена. Над крестильной купелью XVI века – каменная фигура святого Жермена.

У подножия холма Марли, окруженная с юга оконечностью леса, приютилась старинная деревушка Ль’Этан-ла-Виль (L’Etang-la-Ville, то бишь «город у пруда»). Здесь тоже можно увидеть вполне почтенного возраста церковь, донесшую до наших дней хоры и неф XIII века, а также многие элементы XV века (стиль «пламенеющей» готики). В интерьере церкви есть полотна и скульптуры XVII века.

Ну а сельсовет (или деревенская мэрия), как и положено такому солидному учреждению, разместился в замке XVII века, построенном знатным семейством Сегьер из камня и ценного в ту пору кирпича. Деревня гордится также домом (он называется Фасанет), где жил умерший в 1944 году известный художник и гравер Руссель, примыкавший к школе «наби».

Живописная деревушка Фуркё (Fourqueux), что находится у края леса к северо-западу от Марли, славится среди любителей кайфа и спорта отличной площадкой для гольфа, но те, кто не забывают, что мы все-таки на экскурсии, непременно заглянут и в здешнюю – XIII века – церковь Святого Креста. Писатель Виктор Гюго жил в этой деревне в 1836 году в старинном (XVIII века) доме (улица Сен-Нон, дом № 39), а в деревенской этой церкви его дочка Леопольдина приняла первое причастие. Бедная девочка Леопольдина, которая выросла, вышла замуж и утонула в Сене через несколько месяцев после свадьбы, в то время как папенька путешествовал с любовницей по Испании (а ведь как просила не ехать, побыть еще немножко у нее в гостях)…

Любителей старинной (XIII века) архитектуры и гольфа заманит к себе также деревня Сен-Ном-ла-Бретеш (Saint-Nom-la-Bret`eche), равно как и деревня Сель-Сен-Клу (la Celle-Saint-Cloud), лежащая в семи километрах к югу от Марли. Последняя из названных деревень еще с начала прошлого (то есть XX) века неудержимо тянет на постоянное жительство парижан. Дома они строят вокруг старого городского центра, над левым берегом Сены и долиной Буживаля. А на версальской дороге стоит замок XVII века, который расширяли и в XVIII и в XIX веках. Мирный зеленый пейзаж, в нежную симфонию которого врываются скрежещущие ноты воспоминаний…