Вокруг света на 'Коршуне'
Шрифт:
Обе стороны торговались до изнеможения, и, наконец, китаец уступил, и многие матросы примеряли обновки.
В кают-компании толкотня была страшная. Кто только и чего только не предлагал! Некоторые счастливцы уже успели продать офицерам разной китайщины, портные снять мерку, чтобы сшить летние сюртуки... Кто-то заказал снять копию масляными красками с фотографии "Коршуна", а в каюте старшего штурмана старик-китаец с большими круглыми очками уже разложил свои инструменты и, опустившись на колени, с самым глубокомысленным видом, как-то нежно присюсюкивая губами, осторожно буравил маленьким
– Что это он делает тут у вас, Степан Ильич?
– спросил кто-то, заглядывая в каюту старшего штурмана.
– Мозоль снимает. Рекомендую, если нужно. Отлично они производят эту операцию. Правда, долго копаются, но зато с корнем извлекают мозоль, и ни малейшей боли.
Толпа китайцев между тем все прибывала да прибывала, и вокруг корвета стояла целая флотилия шампунек, в которых под навесом нередко помещались целые семьи и там же, на лодках, варили себе рис на маленьком очажке и лакомились жареными стрекозами и саранчой.
– Ишь, дьяволы, всякую нечисть, прости господи, жрут!
– возмущались матросы.
– От бедноты, братец ты мой... Народу тьма тьмущая, а земли мало. Рисом да вот всякой дрянью пробавляются. Тоже есть что-нибудь надо, - заметил Бастрюков.
– Сказывают, они и мышей и крыс жрут?
– Жрут - это верно... А что ж? тоже божья тварь. Свинья, пожалуй, и грязнее будет, а мы же едим!
Старший офицер начинал сердиться, что китайцев набралось так много, и разнес вахтенного унтер-офицера, зачем он так много напустил.
– Ничего с ними не поделаешь, ваше благородие... так и лезут... А главное дело, все на одно лицо... никак не отличишь.
– Ну, довольно им тут быть... Очистить корвет от китайцев! Гони их всех, кроме тех, что в кают-компании... Да передай об этом боцману!
– Есть!
Но приказать это было легче, чем исполнить, тем более что нельзя пустить в ход линьков. И боцман и унтер-офицеры выбивались из сил и ругались что есть мочи, выпроваживая китайцев с корвета. Те собирались очень копотливо и как-то ухитрялись перебегать с места на место, пока, наконец, внушительная ругань Федотова и других унтер-офицеров, сопровождаемая довольно угрожающими пантомимами, не побудила китайцев покинуть негостеприимных "варваров" и перебраться на шампуньки и оттуда предлагать свои товары и делать матросам какие-то таинственные знаки, указывая на рот. Особенно были подозрительны шампуньки, вертевшиеся под самым носом и соблазнявшие матросов бутылками с водкой.
Один из офицеров, прежде бывавший в китайских портах, советовал осторожнее пускать торгашей в каюты и закрыть иллюминаторы.
– Зачем закрывать?
– Чтоб не удили разных вещей из каюты.
Этот совет был нелишний, и Ашанин чуть было не лишился своих часов, подаренных дядей-адмиралом.
Он переодевался в своей каюте в штатское платье, чтоб ехать на берег, и положил на маленький столик, бывший под иллюминатором, свои часы, как вдруг увидал в каюте тонкое удилище и на нем лесу с привязанными крючками. Крючки скользнули по столу и захватили часы с цепочкой, но Ашанин вовремя схватил тонкую и гибкую бамбуковую жердь и таким образом спас свое достояние. Заглянув в иллюминатор, он
Ашанин сообщил об этом на вахту, и тогда старший офицер приказал прогнать все шампуньки от борта.
Но ни ругань, ни угрожающие пантомимы боцманов и унтер-офицеров не действовали. Китайцы смеялись и, отъехавши на несколько сажен от борта, останавливались и, если не видали освирепевших от своего бессилия боцманов, снова приставали к борту.
– Как вам будет угодно, ваше благородие, а добром ничего не поделаешь с этими желторожими дьяволами. Извольте сами посмотреть, ваше благородие. Один отъедет, а другой, шельма, пристанет. Никак их, каналиев, словом не отогнать. Дозвольте припужать их, ваше благородие, - докладывал осипшим от ругани баском Федотов старшему офицеру.
– Как припугнуть?
– Брандспойтами, ваше благородие. Небось, разбегутся...
Старший офицер дал согласие. Тотчас же были вынесены брандспойты, и толстые струи воды пущены в китайские шампуньки.
Этот сюрприз заставил удалиться их на благородную дистанцию. Но они еще несколько времени держались вблизи корвета в ожидании, что их позовут, и только под вечер удалились в город.
В ту же ночь китайцы дали о себе знать своей необыкновенно ловкой и дерзкой вороватостью. Недаром же китайский квартал Гонконга считается притоном всякого сброда и гнездом пиратов, плавающих в Китайском море и нападающих на парусные купеческие суда.
Было за полночь, и на корвете все спали глубоким сном, кроме часового и отделения вахтенных с гардемарином, когда кто-то из матросов услышал какой-то странный шум около корвета, точно где-то работали над чем-то металлическим. Матрос сообщил вахтенному унтер-офицеру, тот доложил вахтенному гардемарину. Прислушались. Действительно, совсем близко раздавались тихие удары и вслед за ними слышался лязг меди.
Немедленно осмотрели внимательно за бортом с фонарями в руках. Никого не было, и шум прекратился.
Но не прошло и четверти часа, как снова послышался подозрительный шум.
Вахтенный унтер-офицер перегнулся за корму и тогда услыхал удары молотка по меди.
– Это они медную обшивку обдирают, шельмецы, и как раз под кормой, так что их не видать, ваше благородие... Дозвольте изловить длиннокосых и накласть им в косу, ваше благородие, чтоб помнили.
– Что ж, излови!
– согласился вахтенный гардемарин.
Унтер-офицер спустился с двумя матросами в двойку, и, чуть слышно гребя, они подошли под корму и увидели китайцев, работающих над обшивкой. Уже значительная часть ее была отодрана.
– Ах вы, черти!
И с этими словами матросы кинулись на китайцев. Захваченные врасплох, они без сопротивления были взяты на двойку, и унтер-офицер уже торжествовал, что везет двух пленников, и крикнул об этом на корвет, как вдруг среди тишины раздались всплески воды и вслед затем унтер-офицер стал громко ругаться.
– Что такое?
– окликнул гардемарин.
– Бросились в воду, ваше благородие, и поплыли... Теперь их, подлецов, и не видать!.. Ну ж, и народец!
– ворчал унтер-офицер, поднимаясь на палубу.