Вокруг света по меридиану
Шрифт:
Более поздняя запись:
Южноафриканцы не могут разгадать Рэна и попадаются на удочк у.
А вот мои записи:
Джинни говорит, что Ол ведет себя довольно странно последнее время и дает волю раздражению по мелочам. Этим утром я отнес несколько труб в гараж, чтобы поработать с тисками. Когда я вышел на воздух, то почувствовал сильное головокружение. Дело в том, что там очень велика концентрация СО, особенно в такие дни, когда соответствующее направление ветра. Я зашел туда снова через час, чтобы убедиться, что с Олли все нормально. Он выглядел прилично, однако, вероятнее всего, непрерывное вдыхание окиси углерода влияет на его «настроение».
Сегодня Олли упал в обморок, но, к счастью, пришел в себя и на ощупь выбрался из гаража. У него раскалывается голова. После этого случая он специально провел нас по своим владениям (гаражу и генераторной), чтобы показать нам, что там надо делать, если ему станет совсем худо. Мы перепробовали все на свете, чтобы улучшить его положение, но безрезультатно, ничто не помогает…
Сегодня вечером я столкнулся с Олли в туннеле. Спотыкаясь, он шел навстречу, был бледен и с трудом выговаривал слова. Олли сказал, что присел в гараже покурить и вдруг заметил, что у него подергиваются руки. С трудом поднявшись на ноги (их словно налило свинцом), он чуть было не упал в o бморок снова.
Джинни сердится и утверждает, что Олли груб и заносчив. Ей кажется что он не ценит ее усилий выйти на связь с Портсхедом, чтобы добиться для него телефонной связи с Ребеккой.
В тот же день Олли записал: «Все, кроме Чарли, наверно, сошли с тормозов, поэтому мне лучше помалкивать».
Примерно в трехстах милях от нас, в Санаэ, жили Симон и Анто; они просто отбывали время до возвращения Жиля и Джерри весной, когда у них станет больше работы.
Ох уж этот Анто, он скрежещет зубами во время еды. Иногда его молчаливое, словно обернутое в книжный переплет присутствие раздражает меня, симптомы клаустрофобии… Его излюбленный способ приводить меня в ярость — подогревать воду и забывать о ней; он ссылается на то, что не слышит, когда закипает вода. Однако до него все же доходит кое-что, когда я вынужден пересекать комнату и сбрасывать кастрюлю на пол.
Так как южноафриканская станция находилась всего в десяти милях, это обстоятельство служило как бы предохранительным клапаном, и они посещали ее примерно раз в месяц. Там они дружно изливали душу по поводу отвратительных методов руководства тех, кто засел в Ривингене. Если почитать дневник Симона, то диву даешься, как это шайке из Ривингена вообще удалось добраться до Антарктиды, не говоря уж о том, чтобы пересечь ее:
Я объяснил Олли по радио, как приготовить пойло из меда, виски и лимона на день рождения Джинни, но он ответил, что у них остался только мед. Что это — отсутствие самоконтроля, безалаберное хранение продовольствия, незаинтересованность или отсутствие компетентности? Что ни говорил, все плохо…
Рассказал Олу о различных переделках, которые мы проделали со «скиду», а он уверяет, что нам нужно лишь сменить рулевую колонку. С таким же успехом можно говорить со стенкой…
Читаю книгу о полярных путешествиях Поля Эмиля Виктора. Он отлично отзывается о снаряжении Нансена — все тщательно отобрано и сконструировано ради «легкости, простоты и надежности». Шеклтона я просто уважаю, но Нансен — вот человек, который мне по сердцу. Наша ледовая группа могла бы поучиться у него, однако уверен, что они не станут…
Там, где много народа выполняет сравнительно несложную работу, годится армейская система организации. Например, так было при разгрузке судна. Южноафриканцы отметили, что по сравнению
Шла своим чередом полярная ночь. Я свыкся с нашим примитивным, но мирным, существованием, его обманчивой простотой. Иногда, когда светила луна, я начинал испытывать приступы страха, глядя на белые шрамы эскарпа Пенк, которые проглядывали сквозь посеребренные пространства к югу от нас. С каждым месяцем это чувство доставало меня до самой селезенки, что напоминало ощущения школьных лет, когда приближались очередные экзамены.
В Антарктиде Рождество не считается таким уж великим праздником. Его заменяет День середины зимы, 21 июля, который отмечается с большим энтузиазмом на каждой станции. Праздник этот отмечают 750 мужчин и горстка женщин примерно двенадцати национальностей, которые образуют сменное население обширного континента.
Тогда, если позволяет состояние ионосферы, ученые самых различных национальностей обмениваются приветственными радиограммами, все испытывают большую радость оттого, что самая длинная ночь в мире заканчивается и солнце становится на путь возвращения. Однако на многих станциях просто не знали о нашем существовании, но там, где операторы не затыкали себе уши, проведали о нас, и мы тоже получили поздравления: от японцев, южноафриканцев, англичан и русских со станции Новолазаревская, которая была на побережье примерно в 500 километрах от Санаэ.
Олли накрыл стол вместо скатерти флагом САС, наделал салфеток из бланков метеосводок, извлек «секретную» бутылку пенистого белого вина, и мы подняли тост за нашего патрона и экипаж «Бенджи Би». Мы дарили друг другу подарки и согласие, которое воцарилось в Ривингене.
Но вскоре мини-эйфория рассеялась. Нашей реальностью по-прежнему оставались еще три месяца темноты и метели несмотря на то, что еще невидимое солнце медленно шло нам навстречу. Штормы со снежными зарядами проносились по лагерю один за другим. Непрерывно работая лопатами, мы косвенно поддерживали генераторы Олли в рабочем состоянии. Затем заклинило дизель-генератор — нашу главную рабочую лошадь. Ол обнаружил отверстие величиной с серебряный доллар в кожухе ротора. Отремонтировать это в одиночку было выше его сил, поэтому пришлось передвигать генератор, чтобы получить больше пространства. Чарли и я помогали ему тащить тяжелую машину по деревянному дощатому настилу. Неожиданно Олли почувствовал себя плохо и вышел на свежий воздух.
Затем я услышал его крик и последовал за ним. Он, подсвечивая электрическим фонарем, разглядывал что-то под хижиной. Там зияла огромная, на треть хижины, щель. Выхлопная труба дизеля месяцами «съедала» снег, и в результате гараж стоял теперь на весьма шатком основании. Возможно, что в хижине теперь станет меньше вибрации и грохота, однако работа по обслуживанию менее мощных машин потребует от Олли усилий. Он выглядел теперь совсем усталым и покрылся какими-то пятнами. Мы снова попытались ломать голову над разрешением проблемы «генераторной», однако стихия отбила все наши попытки внести модификации.
На следующий день мне случилось пробираться с ручными санями вдоль страховочной веревки в хижину Джинни. С утра меня беспокоила боль в бедрах, хотя иногда и отпускала. Открыв входной люк-бочку, я спустил туда обе ноги, чтобы нащупать лестницу, так как руки у меня были заняты заряженным 12-вольтовым аккумулятором. Я не смог ничего сделать, когда лестница ускользнула у меня из-под ног, не удержался и упал на два метра вниз на ледяной пол вестибюля. Кислота пролилась на рукавицы, одежду и обувь, а сам аккумулятор раскололся. Все же кислота не попала мне в глаза, и уже за одно это я был благодарен судьбе.