Вокзал Виктория

Берсенева Анна

– У меня никакого праздника нет, – проговорила Вика.

– Как нет?

Влад удивился так искренне, что ей стало его почти жалко. Впрочем, это сразу прошло.

«Жалко у пчелки, – вспомнилась детдомовская дразнилка. – А пчелка в… известно где».

– Вот так – нет, – отрезала Вика. – Траур надо справлять, а не праздник.

– Ты что? – Он прищурился. Искры сверкнули в его глазах. Ей всегда нравились эти чудесные живые искры. – Крым всегда наш был. Это ж придурок лысый хохлам его отдал. Если б мы не отобрали, сейчас бы его америкосы захватили!

– Америкосы? – усмехнулась Вика. – Ты уверен? Давно последний раз с ними беседовал?

И вдруг ей стало все равно.

Безразличие, охватившее ее, было таким же неожиданным и полным, как только что – гнев. Она смотрела на Влада, на его сверкающие глаза, на то, как алым заливаются его щеки и бледнеет лоб, и понимала, что не хочет говорить ему ничего. Ни-че-го! Убеждать, приводить какие-то доводы… Какие доводы убедят человека, что Земля круглая, если он ясно видит, что она плоская? И под его окном плоская, и к дружбану за сто километров ездил – везде плоская, он своими глазами видел, нигде не закругляется. Что ему скажешь, про Галилея и Магеллана? Он тебе ответит: кто они такие, чтобы я им верил? И будет прав, для него они в самом деле никто, он про них и не слыхал никогда.

Вика смотрела на Влада и чувствовала, что сознание ее сместилось. Вот она смотрит на мужчину, минуту назад он вызывал у нее радость, возбуждал в ней желание, а сейчас он ей безразличен. Только безразличен и больше ничего. Как это могло произойти всего от нескольких слов, Вика не понимала, но это было так, и ничего с этим поделать она не могла. Да и не хотела вообще-то.

«А как бы я с ним в ресторан пошла? – вяло, будто не о себе, подумала она. – Я же Соню на прививку записала».

Соней назвал кошку Витька, объяснив, что так зовут одну девочку из их класса, на которую кошка очень похожа.

«Ого! – подумала Вика. – Интересно, что за девочка?»

Витька заметил интерес, мелькнувший в маминых глазах, и сказал с поспешным смущением, что если ей это имя не нравится, то пусть она, конечно, выберет какое хочет. А она тогда подумала, что хочет только сбыть эту голубоглазую обузу с рук под любым именем, но говорить этого Витьке, конечно, не стала. Как не стала и напоминать, что с кошкиной прививкой должна вообще-то возиться не она, а хозяйка.

Да, через два часа ей надо быть на Цветном бульваре, а за кошкой еще на Молчановку надо съездить, а тут все это…

Вика протянула руку, чтобы снять у Влада с плеча свою сумку.

– Ты что? – дернулся он.

– Ничего, – ответила она. – Мне домой пора.

– Ты сдурела, что ли?! – воскликнул он. – Из-за чего?!

– Я пойду, Влад, – сказала Вика. – Правда спешу. Ну, занята сегодня. Могут у меня быть свои занятия?

Она смотрела на Влада и видела, как с каждой секундой меняется его лицо. Недоумение, которое появилось на нем сначала, сменилось возмущением, гневом и наконец ненавистью. Да, ненавистью – у Влада на лице она была теперь так отчетлива и беспримесна, что даже с меньшей, чем у Вики, проницательностью невозможно было ее не распознать.

– Ты – враг, – сказал он.

Вон оно как! Такого Вика не ожидала. Но, впрочем, удивилась не слишком.

– Враг народа? – уточнила она.

– Такие, как ты, все развалили!

– Что ж я тебе развалила, дружок ты мой? – усмехнулась Вика. – И когда?

Она тут же пожалела, что повелась на это. Плоская его Земля, плоская, не забывай.

– Все! Вас танками надо давить! Из огнемета! Мы великие были, нас все боялись! А вы…

Еще немного, и на губах у него показалась бы пена. Увидеть это воочию Вике совсем не хотелось.

– Вот что, сокол ясный, – сказала она. – Танк тебе еще дадут, не переживай. И огнемет тоже. Успеешь пострелять. А пока кушай австралийские стейки и радуйся, что ты такой великий.

Она снова протянула руку

к своей сумке, висящей у него на плече. На этот раз Влад не только дернул плечом, не давая взять сумку, но и схватил ее за запястье. У Вики в глазах потемнело, так сильно он сжал ее руку. Показалось, кости хрустнули, она еле сдержала вскрик. Но сдержала все-таки и, быстро схватив свободной рукой его запястье, надавила двумя пальцами на болевую точку. Этот приемчик, который Ольга Васильевна называла бандитским, Вике еще в шестом классе показал Санька по прозвищу Убийца. Он попал в детдом ненадолго, вскоре перекочевал обратно в колонию для малолетних, но за это недолгое время проникся к Вике чем-то вроде любви, вот и поделился полезными навыками.

Влад вскрикнул, коротко ругнулся и отпустил ее руку. Сумку у него уже не отнимешь, это понятно. Зато непонятно, куда теперь деваться: ворота закрыты, двор обнесен решеткой с пиками, и перелезть через нее самостоятельно, да еще быстро, конечно, не удастся.

Вика развернулась и побежала обратно к зданию. Сначала она хотела обогнуть его, но уже на ходу догадалась, что позади наверняка такая же решетка. Она взлетела на крыльцо, вбежала в школу и помчалась по лестнице на второй этаж. Оглушительно захлопнулась входная дверь – то ли за нею, то ли за Владом; Вика не видела, побежал ли он следом.

Глава 10

Расположение коридоров и лестниц было не совсем привычным, но все-таки Вика понимала, где здесь можно спрятаться. В дальнем углу второго этажа обнаружилась дверь. То есть она не обнаружилась бы, потому что была завешена полотном, но на полотне этом были нарисованы очаг и котелок, и трудно было не догадаться, что дверь за таким рисунком найдется обязательно.

Дверная ручка, сделанная в виде полена, была почти не заметна среди нарисованных дров, но Вика ее все-таки разглядела и, потянув за нее, оказалась на пороге каморки. Она думала, что увидит ведра и швабры, но, в точности как в «Приключениях Буратино», в каморке стояли театральные декорации. Правда, они были не расставлены для представления, а просто придвинуты к стенам.

Вика зашла в каморку, довольно, кстати, просторную, и закрыла за собой дверь на шпингалет. Окон здесь не было, и она сразу же погрузилась в полную темноту, но выключатель искать не стала: может, дверь закрывается не плотно и из коридора будет заметно, что в каморке кто-то есть.

Да и не нужен ей был сейчас выключатель – свет сам собою засиял в ее сознании, и так ярко, что захотелось зажмуриться.

И в этом неожиданном свете она увидела, как ранним утром ползет на четвереньках по узкому гребню скалы Хамелеон, за нею ползет Витька, за ним остальные мальчишки и одна повизгивающая от страха девчонка, тропинка перед ними становится все тоньше, делается совсем узенькой, но это не страшно, а весело, и она встает во весь рост, видит море по обе стороны скалы, и солнце, восходящее над морем, и тяжелую, прекрасную, как простонародное лицо Волошина, гору Кара-Даг справа, и его дом на коктебельской набережной – и ей становится так хорошо и легко, как будто все, из чего состоит этот берег, эти горы и это море, все видимое и невидимое, из чего они состоят, влилось в нее разом и наполнило ее такой силой, таким счастливым духом, какого она никогда не знала прежде. И в этом сияющем утреннем свете, в этой неожиданной силе все, что должно казаться сложным и пугающим, делается понятным и преодолимым, а почему это так, она объяснить не может, но радость ее безмерна и смелость безмерна, и она смеется, и берет за руку Витьку, бледного от страха – очень же узкая тропинка, и высоко же очень! – и кричит во весь голос: «Смотрите! Это все – мы с вами, смотрите!»…