Волчьи дети Амэ и Юки
Шрифт:
После небольшой паузы Хана неуверенно спросила:
— А правда… что у вас есть волк?
Тэндо отвёл Хану и Амэ в зверинец.
Волк жил в чистом и просторном вольере, освещаемым солнцем через прозрачную стеклянную крышу.
Он разлёгся у бетонной стены и недоверчиво поглядывал на неожиданных посетителей. Светло-коричневую шерсть покрывали пятна, напоминающие грязь.
— Восточный волк, — шёпотом пояснил Тэндо.
— Какой он тихий.
— Возраст, что поделаешь.
В дверях показался работник
— Директор, можно вас на секунду?..
— Прошу извинить.
Тэндо вышел из зверинца.
Хана дождалась, пока он закроет дверь, села рядом с Амэ на корточки и посмотрела в глаза волку.
— Приятно познакомиться. Мы пришли к вам, потому что о многом хотим узнать.
Хане показалось, что зверь понял её слова. Восточный волк неспешно поднялся. Хана взяла Амэ за плечи, словно демонстрируя его животному.
— Это волчий ребёнок. Его отец, волк, погиб. Я мать, но не знаю, как воспитывать волчат. Можно спросить, как вы стали взрослым?
— …
Волк пристально смотрел на женщину сквозь прутья решётки. Хана подвинулась ещё ближе.
— Вы не могли бы рассказать нам, как росли в лесу?
— …
Волк продолжал сверлить их тревожным взглядом. Он словно оценивал мальчика. Потом вдруг опустил морду, раздражённо повернулся и снова лёг у стены. Амэ даже показалось, будто он поджал губы.
— …
Хана всё продолжала спрашивать, но волк не отвечал. Иногда он едва слышно кряхтел, но, скорее всего, из-за неважного здоровья.
— …
Хана расстроенно поднялась на ноги.
Вскоре вернулся Тэндо и стал объяснять:
— В своё время его купил один богач, получив специальное разрешение. Потом он умер, волка никто взять не смог, и он попал к нам. А родился вроде бы в Московском зоопарке.
— Так он не дикий?
— По-моему, в зоопарках дикие волки вообще редкость. Там за ними поколениями ухаживают.
Затем Тэндо пустился в рассказы о том, как к ним попадали раненые птицы, дикие еноты и прочие животные, как их лечили, а затем пристраивали в более подходящие места. Амэ не сводил с волка пристального взгляда.
Когда они вышли из заповедника, уже совсем стемнело.
Домой они ехали в полупустом автобусе. Хана решила, что будет работать в заповеднике. Может, она и могла научить детей человеческой жизни, но насчёт волчьей была совсем не так уверена. Поэтому она с радостью ухватилась за возможность увидеть жизнь диких животных своими глазами. В салоне автобуса горели люминесцентные лампы, бросая холодный отсвет на мать и сына. Амэ молча провожал глазами поля и огоньки домов, проносившиеся за окном. Хана решила заговорить первой.
— Скоро я буду ходить туда постоянно, Амэ. Можешь со мной, если хочешь.
Тот кивнул, не поворачиваясь.
— Будем вместе работать, учиться, исследовать лес и дикую природу.
— Я впервые увидел настоящего.
—
— Папа тоже был таким?
— Нет. Совсем другим.
— Слава богу.
— Почему?
— Он выглядел таким грустным, — Амэ придвинулся к матери, продолжая смотреть в окно. — Я бы так хотел встретиться с папой…
Хана тоже пододвинулась поближе к сыну.
— И я, — тихо прошептала она.
Вскоре в жизни Юки тоже кое-что серьёзно поменялось.
Девочки обожают полевые цветы, с удовольствием плетут венки и, бывает, ищут четырёхлистный клевер. Ещё у каждой есть шкатулка, либо выпрошенная у мамы, либо подаренная на день рождения. В них девочки хранят разноцветные пуговицы и бисер, которыми хвастаются перед подружками.
Эти непреложные истины поразили Юки до глубины души. Оказалось, что она — единственная девочка в школе, которая развлекается, наматывая змей на запястья. Единственная, кто собирает в алюминиевые банки кости мелких зверьков и панцири насекомых.
И когда она поняла, что другие девочки так себя не ведут, ей стало настолько за себя стыдно, что она сгребла банки в охапку и пулей выскочила из школы. Впредь Юки решила вести себя женственнее и изящнее.
Когда она рассказала об этом Хане, та с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос.
— Хи-хи-хи…
— А?.. — девочка хмуро смотрела на мать, подперев рукой подбородок. — Ничего смешного! Мне действительно плохо.
— Почему бы тебе не делать то, что хочется?
— Потому что не люблю, когда на меня странно смотрят!
Сколько бы Хана ни убеждала Юки, что скоро остальные девочки всё забудут и снова подружатся с ней, она никак не успокаивалась.
— Ну, как ска-ажешь.
— А?
Хана пообещала ей сшить новое платье.
Она достала из сарая педальную швейную машинку и под любопытным взглядом Юки принялась ловко и старательно шить. Иногда дочь осторожно напоминала, что хочет очень женственную одежду. Два вечера ушло у Ханы, чтобы закончить тёмно-синий сарафан и украсить его снежинками.
На следующий же день Юки пошла в нём в школу. Ей было неловко: казалось, будто она уже и не она вовсе. Девочка нервничала и гадала, понравится ли она одноклассницам.
По пути в школу Юки повстречала подружек, и все они как одна похвалили обновку: «миленькое платье», «стильное», «тебе идёт», «я так завидую»…
К слову, сарафан здесь ни при чём. Так они неявно подтвердили, что она такая же, как они. Другими словами, это был своего рода ритуал, которым подружки признали Юки равной.
А та поняла девочек и наконец-то смогла вздохнуть с облегчением. Она подумала, что больше не будет нервничать в классе, да и школьное время пролетит легко и без забот. Напоследок Юки мысленно, но от всего сердца поблагодарила платье и маму, которая его сшила.