Волчьи ягоды. Сборник
Шрифт:
На мгновение Дереш задумался.
— То, что и он со мной.
— Балагур ошпарил вас не нарочно.
Иван возмутился.
— Вы тоже на стороне Балагура?
И вдруг как-то расслабился.
— Я и вас покараю вместе с Балагуром.
Чего-чего, а запугивания Наталья Филипповна не ожидала. Если у кого-то и есть намерение сделать следователю зло, он молчит, потому что угроза служебному лицу наказывается лишением свободы или высылкой. Почему же так неосторожен Иван? Вот он опять завелся:
— Вы заодно. Все вы заодно. Вешать вас —
Дереш перестал отвечать на вопросы, а увидев приглашенного Вадима Гурея, сказал агрессивно:
— И ты тут, продажная шкура?
После чего замолчал, как онемел. Оглядывался, клацая зубами. И Наталья Филипповна подумала: не болен ли Иван душевно?
— Так и будете молчать? — спросила она негромко.
Вошел капитан Крыило и изучающе обвел взглядом Дереша. А тот по очереди показывал пальцем на Кушнирчук, на Гурея, на капитана и бормотал:
— Ты… Ты… Ты… Все вы заодно. Всех покараю.
Наталья Филипповна попросила Ивана выйти. Ушел и Гурей.
Капитан рассказал о фактах необычного поведения Дереша. Как-то он чуть не сорвал концерт в клубе, выскочив на сцену с криком: «Он!.. Он!.. Он меня ошпарил!..»
Сельский фельдшер сказал: «Иван в детстве не отличался умом, а с годами да еще после тюрьмы совсем засушил мозги».
— Где он был во время нападения на Балагура?
— К сожалению, выяснить не удалось, — сказал Крыило. — Во всяком случае, прямых доказательств того, что был дома, нет. Сестра — Иван живет у нее — неуверенно заявила: «Вечером где-то гулял, а потом спал». Однако где, с кем гулял, во сколько вернулся, неизвестно. В то же время есть основания подозревать Ивана Дереша в совершении преступления.
— Что вы имеете в виду?
Крыило сообщил то, что уже было известно Наталье Филипповне: Балагур ошпарил Дереша; Иван собирался отомстить и вот до сих пор грозится.
— А если он душевнобольной?
— Все равно нужно доказать его непричастность к совершению преступления или причастность. Другого выхода нет.
Не верила Кушнирчук, что Дереш способен подготовить и совершить преступление, над раскрытием которого работают все службы уголовного розыска, а конца и не видно. Но не отбрасывала мысль, что Ивана мог использовать Кривенко. Они знакомы. Могло быть и так, что Павел уговорил Ивана напасть на Балагура, а сам остался в тени. Кривенко хитрее Дереша, коварнее. Он легко не дастся. Доказательства, доказательства…
Наталья Филипповна села печатать постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы на Дереша.
9
Внезапно пришла мысль о смерти. Мучительная слабость навалилась на Дмитрия Балагура. Не такая, как была до сих пор. Немочь во всем теле, и на сердце так тяжело, так нехорошо — никогда так худо ему не было. Показалось, ноги омертвели, и, чтобы убедиться, что еще действуют, он пошевелил пальцами — двигаются. А руки — мерзляки. Но еще покорны его воле.
До
Вот чудно. Из-за горы восходит солнце; на смену дню приходит ночь; весна уступает место горячему лету; пахнет грибами осень; по дороге мчат автомобили… А тебя нет — заколотили, зарыли, и лежи. Года три-четыре в колхозе еще будут вспоминать, что был у них Дмитрий Балагур, а потом — точка. Правда, сын дольше будет помнить: как-никак отец все же…
Вроде и не жаль: свет поглядел, сына ему подарил… Только как подумает, что все остается, а его, Дмитрия, не будет, еще большая слабость наваливается…
— Илько, — зовет он слабым голосом, — слышишь, Илько, ты смерти боишься?
Илько спросонок не понимает, о чем его спрашивают.
— Смерти боишься, говорю?
— Все ее боятся, — говорит в подушку Илько.
— А я — нет!
Сказать-то сказал, а горесть сжимает сердце. Не может он осилить ее. «Вот она, костлявая… Идет… Сюда идет… Мне не страшно — чудно… Лучше б сразу, еще там, во дворе…»
Смежил веки. И со стороны стал похож на мертвеца: бледный, холодный, на лице спокойствие. Медсестра Галина едва узнала Балагура, так он изменился, словно вся кровь вытекла из него. Только после укола лицо чуть порозовело. Дмитрий лежал молча, смотрел в потолок. Трудно ему было говорить, но он решил, пока есть возможность…
— Вы, Галинка, как увидите Ирину, скажите ей, чтобы Митю берегла, воспитала… Там где-то «Москвич» остался… Пусть продаст, — умолк и, отдохнув, продолжал: — Умирать, Галинка, тяжко… Нелегко прощаться с белым светом навсегда…
— И что это вы, Дмитрий Владимирович, надумали? И во сне что-то несуразное говорили…
Илько повернулся к Галине.
— Лучше гнать прочь плохие мысли, правда?
И сестра убежденно стала внушать, что гнетущие мысли осложняют работу врачей, пагубно влияют на организм.
— Вы, товарищ Балагур, думайте о цветах, о радости, о чем угодно, только не о смерти… Не стоит о ней думать, потому что умереть мы вам не дадим. Не дадим, слышите?
Дмитрий опустил тяжелые веки. Не всегда врачи выигрывают бой.
— Сейчас придет доктор, сделаем переливание крови — вам полегчает… Потерпите еще немного. Скоро утро. Проглотите вот эту таблетку…
Балагур задремал. И ему сразу приснился сын. Они чинили детский автомобиль, надували резиновую лодку, плыли по морю, потом лодка поднялась в небо, закачалась среди туч. «Вот хорошо, что маму не взяли — она бы испугалась», — радовался Митя, заливаясь смехом.
В коридоре стукнула дверь.
— Сестра!.. Где сестра? — долетело в палату.
Дмитрий проснулся.