Волчица и пряности. Город противостояния. Книга 2 из 2
Шрифт:
Молча покачав головой, она вновь отвернулась. Она смотрела на нарвала с торжественным видом, словно прощаясь с прошлым.
– Это… это бог? – тихонько спросил Коул, по-прежнему держащийся за рукав Хоро; теперь он непроизвольно взялся другой рукой и за одеяние Лоуренса.
– Кто знает… а ты как считаешь?
Лоуренс вместо ответа переправил вопрос Хоро, чем та явно была недовольна. Видимо, она не хотела, чтобы ее спрашивали; но все равно никто, кроме нее, ответить на этот вопрос не смог бы.
– По крайней мере это создание природы. Твари, что обитают вне круга жизни, имеют особый запах. Эта тварь –
С этими словами Хоро повернулась лицом к Лоуренсу с Коулом. В ее лице читалось одиночество, чуть ли не страдание. Коул понял, что это значит, и нервно стал искать слова, чтобы подбодрить ее; однако Хоро положила руку ему на голову.
– Я шучу.
Впрочем, по ней видно было, что она вовсе не шутила. Особенно когда она отвернулась.
– Ну, если учесть его размер и количество стражей… – мягко произнесла она, задумчиво глядя по сторонам. Задним умом Лоуренс понял, что, когда она подзуживала его украсть нарвала, она имела в виду – просто вломиться и забрать его.
– Я думал, это был лишь предположительный план?
Услышав его вопрос, Хоро ехидно ухмыльнулась и склонила голову набок.
– Если бы ты боялся лишь предположительных ситуаций, моя жизнь была бы куда легче.
– …
И то верно: ничего дурного не было в том, чтобы знать, что украсть нарвала они могут в любой момент.
– Проблема в том, где нанести удар.
– А главный вход не подойдет?
– Если двери будут закрыты, сомневаюсь, что мы сможем пробиться.
Лоуренс припомнил, что входные двери укреплены прибитыми к ним металлическими полосами. В церквях вообще хранится много ценных вещей, и во время войны их атакуют в первую очередь; и церковь же – последнее место, где могут собраться защитники города.
Главный вход непременно строят, держа в уме защиту от осадных орудий… задачка может оказаться не по зубам даже Хоро.
– А если ворваться вон оттуда?
Коул указал на возвышающийся над нарвалом витраж. Он был создан с расчетом на то, чтобы пропускать свет, и для могучей фигуры Хоро в волчьем обличье места там вполне хватало.
– Мы будем прокляты, – проворчала Хоро с таким видом, словно сочла идею забавной. – Однако, хо-хо… запрыгнуть сюда, разбив вот это? Думаю, ощущение будет фантастическое.
Самым ужасным было то, что, судя по ее голосу, она вовсе не шутила. Но, поразмыслив, Лоуренс нашел в плане риск.
– Других вариантов у нас, похоже, нет… однако стекло делали из расчета, что его бить не будут. Если мы будем неосторожны, это может плохо кончиться.
– Хм?
Хоро и Коул хмыкнули разом, однако повернулись к Лоуренсу, чтобы тот объяснил.
– Это здание такое громадное, что они просто не могли построить его целиком из камня… оно бы рухнуло под собственным весом. Поэтому часть крыши они сделали из стекла… смотрите – видите железные стержни, которые подпирают верхнюю часть?.. Если мы их сломаем, когда ворвемся, может рухнуть вся крыша.
У всех больших церквей были великолепные потолки из цветного стекла… но если бы люди узнали истинную причину этого, они были бы разочарованы. Даже дворец Единого бога не мог не подчиняться законам реальности.
– Мы это узнаем, когда понадобится, – произнесла Хоро, вздохнула и добавила: – Если бы ты работал усерднее, мне бы не пришлось брать на себя весь риск.
Это
Хоро тем временем продолжила:
– Ладно, идемте отсюда, пока священники ничего не заподозрили.
– Мм.
– Да.
Лоуренс и Коул ответили одновременно.
Лоуренс, однако, не вполне успокоился.
– Вы уверены, что не хотите подойти поближе?
– Мне достаточно, – с испуганным видом ответил Коул.
– Мне все равно, – ответила Хоро, хотя по ее лицу было видно, что она в нерешительности.
В общем, они оба, похоже, боялись; даже Лоуренс ощущал, как какая-то странная аура исходит от этого создания с бивнем и не дает приблизиться. Должно быть, по этой же причине Наторе отказался войти вместе с ними. О нарвале все слышали лишь из мифов, где говорилось, что отведавший его плоти обретет вечную жизнь, а выпивший зелье с истолченным бивнем исцелится от всех болезней. Но нарвал был настоящий… и величественный – вполне под стать мифу.
Оставалось принять еще одно решение. Они узнали, какХоро может проникнуть сюда; осталось решить, когда. Закрыв за собой дверь главного зала, Лоуренс поблагодарил Наторе.
– Он выглядит совсем как в мифах… он непременно завладеет людскими сердцами.
Наторе обернулся и посмотрел на Лоуренса со страхом во взгляде.
– Он ужасен, не так ли?
С тех пор, как нарвала переправили в церковь, она тоже была под угрозой. Конечно, церковники заявляли, что их защищает Господь, так что верующие на церковь не нападут, но было ведь множество других людей – тех, кто не почитал Единого бога. Превратить в деньги живую легенду, такую как нарвал, обращаться с нарвалом как с обычным товаром… такую наглость для этого нужно было иметь, что не было бы преувеличением как раз церковников считать «не от мира сего».
Когда троица вновь очутилась на улице, Лоуренс наконец облегченно вздохнул.
– Но…
Он выпрямился и уставился прямо на Хоро; та невинно смотрела на него.
– У меня действительно есть ты.
Хоро не умела читать мысли, так что смену темы разговора предвидеть не могла. Но Мудрой волчице лишь мгновение понадобилось, чтобы понять, что Лоуренс имел в виду; она улыбнулась в ответ. Коула, однако, это признание удивило.
– Бояться больше нечего, не правда ли?
С этими словами она придвинулась к Лоуренсу, и вместе они углубились в толпу. Потом она просунула свою ладошку в ладонь Лоуренсу, словно так она и впрямь ничего не боялась.
– Что ж, похоже, Мудрая волчица опять поняла все правильно.
Коул кивнул, несколько раз перевел взгляд с Хоро на Лоуренса и обратно, потом кивнул еще раз.
Когда Киман постучался в комнату, был уже вечер и троица как раз устроилась ужинать. Трапеза была просто роскошная; Хоро пришла в восторг. Коул ел так быстро, что чуть не умер, когда еда попала не в то горло.
То, что Киман решил потревожить их во время ужина, означало, что он не считал их за дураков. Если бы он хотел захватить их врасплох, то пришел бы или сразу после того, как они проснулись, или когда они разомлели после еды.