Волчицы из Машкуля
Шрифт:
Метр Жак спустился в свою нору, тотчас же вернулся с карабином в руках и самым тщательным образом проверил запал.
Затем он исчез за деревьями.
Поляна между тем становилась все оживленнее; своим живописным видом она заслуживает отдельного описания.
В подземном убежище был разведен большой костер, и сквозь отверстие люка он отбрасывал на кусты самые странные и фантастические блики.
На огне готовился ужин для мятежников, а те разбрелись по поляне: одни, стоя на коленях, молились, другие, сидя, пели вполголоса народные песни, и жалобные
Уже успев привыкнуть к подобным сценам, Обен не смотрел по сторонам. Триго приготовил ему из листьев некое подобие ложа. Устроившись на этом импровизированном матраце, Обен курил трубку с таким невозмутимым видом, словно находился в своем трактире в Монтегю.
Вдруг ему показалось, что он услышал отдаленный сигнал тревоги: протяжный и зловещий крик лесной совы.
Куцая Радость тихо свистнул, предупреждая находившихся на поляне об опасности, и тут же в тысяче шагов от них прозвучал выстрел.
В один миг костер был залит водой из ведер, припасенных заранее специально на такой случай, решетка с землей опустилась, люк закрылся, а братья-кролики метра Жака, в том числе и Обен Куцая Радость, которого его приятель взял на плечи, бросились врассыпную в ожидании сигнала от своего предводителя, чтобы начать действовать.
XIV
ОБ ОПАСНОСТИ, КОТОРОЙ МОЖНО ПОДВЕРГНУТЬСЯ В ЛЕСУ, ЕСЛИ НАХОДИШЬСЯ В ДУРНОЙ КОМПАНИИ
Было уже около семи часов вечера, когда Малыш Пьер вместе с бароном Мишелем, сопровождавшим его после смерти бедного Бонвиля, покинул хижину, где в любой момент с ним могло произойти несчастье.
Можно понять глубокое и искреннее волнение Малыша Пьера, когда он переступил порог комнаты, где за его спиной осталось лежать холодное и бездыханное тело мужественного молодого человека, с кем он познакомился всего несколько дней назад, а относился к нему словно к давнему другу.
При мысли, что теперь ему предстоит в одиночку преодолевать трудности пути, которые бедный Бонвиль делил с ним вот уже четыре или пять дней, его храброе сердце сжалось: королевская рать потеряла только одного своего бойца, а Малышу Пьеру показалось, что он потерял целую армию!
Это было лишь первое зернышко кровавых семян, брошенных в землю Вандеи, и Малыш Пьер задавался тревожным вопросом: принесет ли посев что-нибудь другое, кроме траура и запоздалых сожалений, по крайней мере на этот раз?
Малыш Пьер не распорядился о похоронах своего товарища, боясь обидеть Марианну; какими бы странными ему ни показались убеждения этой женщины, он смог по-настоящему
Когда Мишель подвел лошадь к двери, он напомнил Малышу Пьеру, что дорога каждая секунда и их ждут друзья; Малыш Пьер, обернувшись к вдове Паскаля Пико, протянул ей руку.
— Как мне отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали? — спросил он.
— Я ничего для вас не сделала, — ответила Марианна, — не изменив клятве, я лишь выполнила свой долг.
— Как, — спросил Малыш Пьер со слезами на глазах, — вы даже не хотите принять от меня вознаграждение?
— Раз вы так настаиваете, — ответила вдова, — то, когда вы будете молиться за тех, кто умрет за вас, не забудьте помянуть в своих молитвах и имена тех, кто был убит по вашей вине.
— Вы считаете, что я пользуюсь каким-то особым расположением у Бога? — произнес Малыш Пьер, невольно улыбнувшись сквозь слезы.
— Да, потому что, как мне кажется, судьбой вам предначертано страдать.
— Возьмите хотя бы вот это, — произнес Малыш Пьер, снимая с шеи медальон на тонком черном шелковом шнурке, — он сделан всего-навсего из серебра, но его освятил в моем присутствии сам папа римский и, отдавая, сказал, что Бог выполнит все пожелания, если они будут обращены к этому медальону, лишь бы они были справедливы и благочестивы.
Марианна, взяв в руки медальон, произнесла:
— Спасибо. С этим медальоном я буду молить Бога о том, чтобы он отвел от нашего края гражданскую войну и сохранил наше величие и свободу.
— Хорошо! — ответил Малыш Пьер. — Вторая половина вашего пожелания полностью совпадает с моими стремлениями.
И с этими словами с помощью Мишеля он вскочил на лошадь, которую молодой человек держал под уздцы.
Затем, кивнув на прощание вдове, они исчезли за забором.
Малыш Пьер некоторое время ехал, низко опустив голову, во власти глубоких и невеселых раздумий, покачиваясь в такт движениям лошади.
Наконец, сделав над собой усилие и словно пытаясь стряхнуть с сердца тоску и печаль, он обернулся к шедшему рядом Мишелю.
— Сударь, — произнес он, — то, что я знаю о вас, позволяет вам полностью доверять: во-первых, вы предупредили вчера о приближении солдат к замку Суде; во-вторых, вы прибыли сегодня за мной по поручению маркиза и его прелестных дочерей; мне только остается узнать главное — ваше имя. В силу известных обстоятельств у меня не так много друзей, чтобы я мог позволить себе разбрасываться ими.
— Я барон Мишель де ла Ложери, — ответил молодой человек.
— Де ла Ложери? Послушайте, сударь, мне кажется, что я не в первый раз слышу это имя.
— Именно так, сударыня, — ответил молодой барон, наш бедный Бонвиль сопровождал ваше высочество к моей матери…
— Постойте, что вы такое говорите? «Ваше высочество»? К кому это вы обращаетесь? Здесь нет вашего высочества, перед вами бедный крестьянин по имени Малыш Пьер.
— Сущая правда; пусть Мадам извинит меня…
— Опять?