Волчий корень
Шрифт:
Но ее почему-то никто не слушал.
Втроем они пришли в баню. Степаныч обмакнул пакет в воду, вышел и бросил в снег. На нем образовалась снежная корка. Подержал немного. Вернулся в баню, еще раз опустил в воду и вернулся к снегу. И так несколько раз, пока пакет не превратился в ледяную глыбу.
– Теперь до весны может лежать, – говорил Степаныч. – Даже в снегу. На глазах у всех остальных…
– Действительно, – соглашались Царев и внучка.
– По делу такой способ проходил у меня… Не ноу-хау, но всё же…
Степаныч
– Придут к нам или нет? – спрашивала Надюха.
Ей чудился следователь. Он мог придти за ней в любую минуту.
– Ему не до нас. И не до тебя… – рассуждал Степаныч. – Первым делом полезет в сейф – дела смотреть. Обнаружит пропажу, после этого начнет думать. Напали, связали, заткнули пасть и так далее. Но и это еще не все. Думаю, для начала он займется своим здоровьем, потом пересчитает дела…
Они возвращались в дом, когда услышали звук телефона внутри. Саня метнулся вперед, схватил трубку.
– Да. Приветствую… – гудел он. – Пришлось выписаться. Приезжайте. Степаныч у меня… Ах, вот даже как?.. Это даже интересно.
Он положил трубку и обернулся к Ефремову:
– Карманов уже в курсе: неизвестный тип объявлен в местный розыск. Якобы ворвался в служебное помещение и стукнул гирей в ухо одному следователю. Походит на японца.
– По всем приметам – это ты, Саня.
– Придумаем что-нибудь. Виноградов должен помочь…
Вскоре Карманов с Виноградовым сидели у Царева в доме.
– Что-то слабо мы действуем, – возмущался Карманов. – Одни у нас пока что «примочки». Одного в лес на прогулку, другого гирькой по уху…
– Не бил я гирей!
– Надо было в лесу оставить. Привязать козла к дереву и уехать…
– Да разве же мы фашисты?
– У нас теперь понятые! – воскликнул Степаныч, вынимая из кармана бумажку. – Вот их данные. Думаю, те еще штучки… Фамилии, адреса, телефоны. Чтобы развалить обвинение, начинать надо с них…
Карманов обрадовался. Уже кое-что.
– Обличье изменить ему надо. – Степаныч смотрел на Царева. – С такой приметой заметут на первом же перекрестке. Худенький ты наш.
Виноградов раскрыл дипломат и стал в нем копаться.
– Могу посоветовать, – сказал он, вынимая пакет.
– Бабий шиньон, что ли? – ворчал Царев.
– Почти угадал… Но не совсем.
Евгений расправлял на столе «шпионские» принадлежности: кустистую бороду с усами. Затем вынул очки в массивной оправе.
Степаныч тут же ухватился за бороду и поспешил к Цареву.
– Примерь…
Однако тот замахал на него руками. Не будет он носить бороду. Что он? Карл Маркс, что ли?! Усы если только…
– Примерь хотя бы…
С внутренней стороны бутафорских усов сняли наклейку и быстро прижали Сане на верхнюю губу. Саня даже удивиться не успел. Взглянул на себя в зеркало и не смог узнать. На него
– На казака похож, на запорожского, – проговорил он.
– На казака или на Будду – это точно. Усатый Будда! Интересно, были у того усы? Кажется, нет… Очки примерь.
Виноградов раскрыл дужки.
Царев надел очки и вновь устремился к зеркалу. Неприступная личность получилась. Как минимум профессор каких-нибудь наук.
– Так и ходи теперь, Саня, – учили товарищи. Со стороны им было виднее.
– А соседям я что скажу?!
– Не надо гирькой бить! Надо гантелью! – шутили друзья.
– А дальше-то что? – негодовал Царев.
– Дальше – думать надо пока что, – говорил Карманов, задумчиво глядя в список понятых, состоящий, впрочем, всего из двух фамилий.
Глава 7
Сестры Сорокина и Воронина по очереди приняли ванну и слонялись теперь по квартире. Обе худые, как занозы. Мать родила их в один день, однако похожи они друг на друга, как вилка на бутылку. Разнояйцовые оказались дочки. Фамилии у них с некоторых пор тоже разные. Всё очень просто. Сорокина Марина была в браке, от которого осталась лишь фамилия. Даже ребенком обзавестись не успела. Она вышла замуж, а назавтра развелась. Она торопилась. Муж ничего ей не дал, кроме головной боли. Маришка не имела никакого желания кухарничать на слесаря со Старого завода и стирать его робу, потому что ее сестра, Воронина Дарья, шла на подъем. Та совершала карьеру проститутки. Сутенером у нее выступал некий клоп из ментуры по прозвищу Пахом.
Следом за сестренкой прыгнула в омут и Сорокина. Это не представляло большого труда. Хороший омут, если каждый день обе сестры при деньгах. О чем действительно переживать, кроме денег? В этом деле так: попал в дерьмо – не чирикай.
К началу их сексуальной карьеры отец давно лежал на местном кладбище, а мать досиживала век на скамейке у подъезда. Поздними оказались близняшки. Родительница попервости пыталась качать права на счет семейного счастья и прочей бредятины, но у нее ничего не вышло. Кто она им? Мама? Но им самим четвертый десяток идет. Содержат себя, и ей достается. Ходит во всем новом. Сыта. Пенсию со сберкнижки не снимает. Вот и помалкивает теперь матушка. Она бы, может, будь сама моложе, тем же бизнесом занялась, но, увы, поезд давно ушел.
Сегодня у тружениц выходной. Надо в божий вид себя привести, к гинекологу сбегать. Перышки ощипать. Подбрить, где требуется. Телефон у них по этому случаю отключен – ничто не должно их сегодня тревожить. Даже Пахом. Однако Дашкин мобильник все равно прозвенел. Забыла, идиотка, питание отключить.
– От заката до рассвета? – спросил телефон.
– Да, – привычно гнусавила Дашка. – Фирма «От заката до рассвета». Слушаем вас очень внимательно.
– Хорошенькие вы мои! – ржал Пахом. – Что бы вы без меня делали! Собирайтесь, родимые!