Волчий мир. Трилогия
Шрифт:
Серега услышал тихие осторожные шаги позади себя, но не оглянулся, зная, что это кто-то из своих.
– Что, не спится, Волк? – спросил его сотник Кринаш.
Одинцов не ответил. Он помнил насмешливое выражение лица сотника, когда воевода распекал его.
– И ведь не скажешь, что в этих местах война идет, – задумчиво произнес Кринаш. – Мы не могли прийти к тебе на помощь. Ослушаться приказа воеводы нельзя. Тебе почему-то сходит с рук дерзость и самоуправство. Но вздумай кто из нас пойти против слова Глухаря, тотчас был бы разжалован в рядовые и тянул бы лямку
– Твои извинения приняты, – грубо сказал Серега.
– А я и не извинялся. С чего ты взял? – Кринаш удивленно хмыкнул. – Ты выскочка, ты чужак. Таких, как ты, не любят и вряд ли полюбят. Я тоже чужак. Родился в княжестве Гарим. В детстве я часто наблюдал, как на гладиаторском ринге люди сражаются с фартерами, бойцовыми псами. Я знаю, на что они способны. Убить их очень тяжело. Поэтому я сильно удивился, когда тебе удалось справиться в одиночку с двумя псами. Это заслуживает уважения. Но! Я начинал свой путь простым рядовым. Десять лет назад мне довелось сражаться против упаурыков…
Кринаш покосился на Одинцова. Серега хранил спокойствие, хотя вопросы роились в его голове. Кто такие эти упаурыки? Что происходило десять лет назад? Как не попасться на таких простых историях, которые, похоже, здесь знают даже необразованные мальчишки.
Кринаш словно почувствовал неуверенность Одинцова и решил просветить его.
– Десять лет назад с востока к границам княжеств пришла угроза. Великое ханство Упаурык двинуло свои войска на запад. Ни одно княжество или баронство в одиночку не могло справиться с армией упаурыков. Тогда князья приняли решение объединить армии и отразить угрозу. Нам удалось выстоять. Даже ягарыки, элитная гвардия Востока, не смогла сломить наше сопротивление. Многие из солдат в нашей армии сражались тогда с восточными безумцами. А что делал в то время ты? По возрасту ты подходишь. Если ты где-то служил, то должен был попасть на ту войну. Если не служил, то чем занимался?
Одинцов криво усмехнулся, но предпочел промолчать.
– Никто о тебе ничего не знает, Волк. Поэтому ты никогда не станешь в нашей среде своим. Пока тебе сопутствует удача, ты на коне. Но если удача отвернется от тебя, ты окажешься под копытами, и жизнь растопчет тебя. Так что опасайся…
– Вот смотрю я на тебя, – оборвал откровения Кринаша Одинцов, – и думаю о том болоте, в котором вы все привыкли вязнуть. Ваша жизнь это сплошная война с трясиной. Вы так привыкли к ней, что когда появляется человек, способный бесстрашно ходить по болоту, очень ему удивляетесь, начинаете его ненавидеть и всеми силами пытаетесь спихнуть его в свою трясину, чтобы он не выделялся, был таким, как все. Тонуть вместе всегда приятнее, чем чувствовать чье-то превосходство. Так вот, хочу тебе доверительно сообщить…
Серега заговорщицки осмотрелся по сторонам и понизил голос до шепота:
– Скоро. Очень скоро окружающий мир изменится. Все уже не будет таким, как ты привык видеть. Те, кто тонул и не поймут всех изменений, утонут. Те же, кто вовремя почувствует, куда дует ветер, и попробует измениться, возможно, окажутся на коне. В древности было
Одинцов развернулся, скользнул взглядом по задумавшемуся Кринашу и направился к себе.
В палатке было темно. Лишь только еле тлел огонь в походном очаге. Похоже, Лех Шустрик спал. По возвращении в лагерь Серега решил не расставаться с другом, тем более в его шатре было где развернуться. Отдыхать совсем не хотелось. Сна ни в одном глазу. Где-то тут была припасена бутылочка красного вина, да и не одна, если не изменяет память. Серега забрался в сундук, куда складывал все барахло, копящееся с момента назначения его сотником. На самом дне он нашел несколько запечатанных бутылок.
– И мне достань, – послышался голос Шустрика. – Все равно ты громыхаешь, словно слон в посудной лавке. Тут никакого сна не будет.
– А ты ворчишь, как сварливая старуха, – ответил Серега, доставая вторую бутылку вина.
На столе он нашел две кружки. Из них уже явно пили до этого, и наполнил их вином. Одну протянул Шустрику, выглядывавшему из-под мехового одеяла, и расположился на соседнем ложе.
– Через пару дней выдвигаемся. Раненые останутся в лагере, – сообщил Одинцов.
– Ты это о чем? – с подозрением спросил Шустрик.
– Ты ходить не можешь. Поэтому тебе лучше остаться в санитарном лагере, – мрачно заметил Серега, делая добрый глоток вина.
– Одинец, ты меня не оставишь в гниющем лагере. Если надо, то я заберусь верхом и последую за тобой. Ну и что, что у меня ноги сломаны, зато у доброго коня они в полной сохранности. Так что его ноги, мои руки и голова. Получится отличная компания.
Шустрик явно разнервничался. В полусумраке шатра его глаза блестели от возбуждения.
Серега взял пару деревянных брусочков и положил их в очаг. Заметно холодало, к утру в палатке будет царить мороз.
– Уговорил. Куда я без тебя.
– Кстати, пока ты тут прохлаждался в гостях у воеводы, я взялся читать сочинение Корнелиуса Кнатца. Томик, который ты забрал на память о графе Улафе Дерри. И хочу сказать тебе, что это очень увлекательное сочинение.
Одинцов глотнул из кружки. Вино сегодня пилось чудесно.
– А я так и не смог читать. Скучное чтение. Очень много сложно нагроможденных слов, потока сознания какого-то. Одно слово – графоманщина.
– Что ты сейчас такое сказал? Я ни черта не понял, – заявил Шустрик.
Серега вином поперхнулся. Откуда обитателю этого мира знать о графоманах. Они даже читать умеют один на сотню.
– Ладно. Не бери в голову.
– По мне так замечательная книга, – оценил Шустрик.
– Я думал, что прочитаю и многое узнаю о Железных землях, когда мне еще доведется там побывать. Но продраться сквозь всю эту галиматью не смог. Так что либо придется отступиться, либо насиловать разум, – произнес Сергей.