Волчий мир. Трилогия
Шрифт:
Сорборо грохнул кулаком по столу, так что подпрыгнули деревянные миски с овощами.
Одинцов хмурился и молчал. Интересно, откуда владетель замка Двенадцати Башен может знать о его похождениях. В этом мире фотороботы на каждом дереве не развешивают, опознать человека сложно, если только ты его лично не видел. Должно быть объяснение такой прозорливости. Вывод напрашивался только один. Кто-то разнюхал о прошлом Сереги и пытается его утопить. Сейчас идет война, и всем наплевать, из какой грязи он выбрался, но как только с князем Боркичем будет покончено, ему припомнят и низкое происхождение и рабский ошейник. Это лишний
– Я даже не хочу знать, правду ты говоришь или нет, – заявил Глухарь, нахмурившись. – Прошлое Волка это его личное дело. Сейчас он командует одной из самых сильных сотен нашей армии, и большее меня не интересует. Хотя твои познания меня удивляют. Сам ты до такого додуматься не мог, значит, кто-то тебе напел.
И Серега, похоже, знал, кто это был. Без магиков тут не обошлось. Почему они его так невзлюбили.
– Я же о другом хотел поговорить. Завтра мы войдем в Рибошлиц. Через пару дней армия Вестлавта покинет город. Я оставлю только одну сотню Сабутая на окраине города. Терять Рибошлиц не хочу, и отдавать его князю Вестлавта тоже. Поэтому предлагаю разделить город.
Одинцов встрепенулся. Зачем его сделали свидетелем тайны? Почему Глухарь решил посвятить его в государственный заговор? Вероятно, чтобы привязать к себе. Ведь теперь у него нет выбора. В Вестлавт не отправишься, чтобы доложить князю, да и зачем оно ему надо. Князь далеко, Глухарь близко. Так что воевода ничем не рисковал.
– Любопытно, – оценил Сорборо.
– Основные силы Рибошлица разбиты. Осталось только рассеянное по городу народное ополчение, но что оно против твоих и моих людей. Тьфу – и растереть. А у нас с тобой будет целый город с солидным годовым доходом.
– И как его делить будем? – спросил владетель.
– Поровну.
– Меня это устраивает, – зловеще улыбнулся Сорборо. – К тому же если ты сгинешь во славу Вестлавта, вся добыча останется мне.
– В таком случае тебе придется позаботиться о моей семье, – заявил Глухарь.
– По рукам, – тут же принял условие владетель.
И соглашение было скреплено доброй порцией вина.
Они пили еще долго и разошлись далеко за полночь. Только Глухарь и Сорборо остались сидеть за столом.
Для ночевки Одинцову выделили апартаменты, в которых можно было разместить целый десяток. Поэтому он решил не отпускать от себя ни Леха Шустрика, ни его носильщиков. Игнату и Сливе было поручено охранять покой господ, никого не впускать и, если случится вторжение, сражаться до полной победы.
– Что ты думаешь обо всем этом? – спросил Серега Шустрика, который за весь вечер не проронил ни слова.
– Это война. На ней заботятся не только о чести и достатке своего сюзерена, но также о собственных интересах. Если все хорошо сложится, то воевода станет хозяином города. Сорборо бездетен, какое-то время они будут править вместе. Потом город будет полностью в руках Глухаря и его семьи. На твоем месте я бы задумался об этом. Пока идет дележка пирога, не стоит хлопать ушами, надо и для себя кусок ухватить, – закончил речь Шустрик, закрыл глаза и захрапел.
Их разбудили под утро истошные крики, прокатившиеся по мрачным коридорам усадьбы владетеля.
Серега дернулся, скатился в мгновение с кровати. Еще не успев
Да что же за чертовщина тут творится. Враги захватили крепость, пока люди Сорборо почивали на лаврах. Решили, раз в поле под стенами замка армия Вестлавта, то можно и стены не охранять. Бред какой-то…
Игнат и Слива уже были на ногах и хмуро таращились на командира, ожидая приказа. Лех Шустрик тоже вооружился, только со сломанными ногами не больно-то навоюешь. Он это понял сразу, и от этого злился. Привязанный к носилкам и двум солдатам – унизительное положение.
– Слива, остаешься с Лехом. Игнат – за мной. Разузнаем, что там стряслось у них, – приказал Серега.
Обернувшись к Шустрику, он добавил:
– Побудь пока тут. Я быстро. Как чего узнаю, так сразу назад.
Лех в ответ ни слова не сказал, только кивнул. Но по его виду было ясно, что он с удовольствием поменялся бы с Одинцовым местами да сам бросился бы по коридорам усадьбы на разведку.
Серега не стал утруждать себя надеванием доспеха, а как был в одной простой рубахе и кожаных штанах, так и отправился на поиски приключений. Только сапоги на босу ногу натянул.
В коридоре было сумрачно, но факелы, воткнутые в железные крюки на стенах, освещали дорогу. Вот только людей не видно. Такой истошный крик должен был разбудить всю резиденцию да навести шороху на крепостных стенах, но в доме было пустынно. Серега так и ждал, что на глаза ему попадется табличка: «Все ушли на фронт». Верить в более мистические объяснения не хотелось.
Оказавшись возле лестницы, Серега снял факел со стены и посветил вниз. Опять пусто. Взгляд наверх принес тот же результат. В доме было тихо и спокойно. Одинцов даже засомневался, может, крик ему приснился. Он посмотрел на Игната, судя по его недоуменному лицу, ему этот сон тоже снился.
Серега выбрал направление и побежал вниз, освещая факелом себе дорогу. Каменные ступеньки, запутаешься в них, полетишь и все кости переломаешь, да без зубов останешься. Два инвалида на сотню, к тому же один из них командир, это уже перебор.
Оказавшись на первом этаже, Серега направился ко входной двери, когда его внимание привлекло окно, залитое снаружи огнем.
«Пожар, горим», – мелькнула мысль, но тут же потухла.
Он отодвинул тяжелую занавесь в сторону, прильнул к окну, но как ни силился вглядеться, ничего разобрать не мог. Мутное стекло, словно его подкоптили, передавало только какое-то зарево, но что это такое – не понять.
Серега схватился за ручку двери и рванул ее на себя. Услышал только позади робкий голос Игната:
– Командир, может, не стоит.
Серега выскочил на крыльцо резиденции Сорборо, ожидая увидеть все что угодно, но только не это. Он был уже готов к охватившему крепость пожару, к захватчикам, штурмующим стены, и ратникам, отбивающим вторжение, к чудовищам, лезущим из-под земли, к явлению князя Боркича вместе со всеми гладиаторами, разозленными бегством Сереги из-под горы, и тем, что он не прихватил их с собой. Но вместо этого он увидел море огня. Казалось, само небо горит и плачет. Огненные слезы то и дело срывались сверху и падали вниз. Приближаясь к земле, слезы увеличивались, и вот они уже становились размером с горящий булыжник и падали на крышу амбара, пробивали ее и ныряли вниз, поджигая все на своем пути.