Волчий мир. Трилогия

Даль Дмитрий

Замок Двенадцати Башен произвел впечатление на десятников, которым раньше не доводилось бывать в этих краях. Черноус с Дорином обсудили удручающий вид некогда воинственного замка, прошлись по полуразрушенным стенам и сошлись во мнении, что взять это допотопное сооружение приступом они смогли бы в кратчайшие сроки, не особо затрудняясь, да и без лишних потерь. Серега слушал их браваду с улыбкой. Он уже был наслышан о подвигах защитников замка и знал, что с осадой пришлось бы изрядно повозиться. Бойцы Волчьей сотни были настолько уверены в своих силах и командире, что Одинцов

начинал опасаться, как бы это не вылилось в самонадеянность, которая на поле боя обернется катастрофой.

Вестлавтское войско вылилось на открытое пространство перед замком, и было остановлено ревом походной трубы.

– Разбивайте лагерь. Чую, что мы тут застряли, – приказал Дорину и Черноусу Одинцов.

Десятники спорить с командиром не стали, – ему виднее, и отправились исполнять приказ.

Вскоре сотников потребовал к себе воевода Глухарь. Одинцов посмотрел на Леха Шустрика и заявил:

– Поедешь со мной.

– Зачем я тебе нужен. Инвалиду требуется отдых, и не стоит омрачать своим видом взоры высоких господ, – заявил Шустрик, которому очень не хотелось сопровождать Серегу. Ну что он забыл в шатре воеводы. Ему бы с дороги отдохнуть, омыться ключевой водой, выпить вина да просто полежать в тиши и покое. А тут новые приключения.

Но Одинцов был непреклонен.

– Ты мой страховочный трос. Вдруг я что-нибудь забуду и начну нести всякую ересь, тут ты меня и одернешь. Так что прекрати болтать и вперед за мной. Мне нужен человек с ловкими мозгами, такими как у тебя. В конце концов, кто мой советник?

– Позволь, я уже несколько дней в седле. Моя задница скоро станет тверже, чем щит вестлавтского рыцаря. Я и отдохнуть хочу. К тому же, если воевода затащит нас в замок, как я буду передвигаться по залам и комнатам. На лошади?

Серега окинул оценивающим взглядом Шустрика и подозвал к себе двух солдат, оказавшихся на свое несчастье поблизости от командира. Как гласит народная мудрость, ноги лучше держать в тепле, а задницу подальше от начальства. Солдатам предстояло убедиться в этом на собственном опыте.

– Как зовут, хлопцы?

Если бы не командир, то на хлопцев они бы точно обиделись. Мерещилось им в этом слове что-то обидное, только вот понять что, никак не могли.

– Игнат, – представился один.

– Слива, – представился второй.

– Вот что, Игнат и Слива, мигом дуйте к десятнику Бобру и принесите подарок для Леха Шустрика. Десятник все поймет. Одна нога здесь, а другая уже сверкает.

Солдаты поспешили исполнить приказ командира. Шустрик нахмурился, созерцая довольную физиономию Одинцова. Волк развеселился. Ох, не к добру это.

Ребята отсутствовали всего несколько минут. Вскоре они появились, таща что-то громоздкое и непонятное. Приблизившись, они вытянулись по стойке смирно и доложили, что приказ командира исполнен. Подарок доставлен.

Лех Шустрик осмотрел с сомнением конструкцию из палок и парусины и спросил:

– Что это?

– Носилки для моего советника.

Серега спрыгнул с коня, подошел к солдатам и развернул конструкцию.

– Теперь ты можешь не волноваться. По крепости ты

будешь передвигаться в этом. А Игнат и Слива назначаются теперь твоими почетными носильщиками в мирное время.

Судя по скривившимся физиономиям бойцов, таким назначением они остались недовольны. В армию пошли, чтобы стать героями, покрыть свое имя славой, а тело шрамами от лихих сражений, а тут таскать на своем горбу ломаного острозуба. Великая честь.

Одинцов смерил солдат взглядом и пригрозил:

– И смотрите, негодяи, уроните Шустрика, будете до конца кампании в похоронной команде трудиться да дерьмо за лошадьми убирать.

Такое светлое будущее парням совсем не понравилось. Они нахмурились, и по их решительным лицам было видно, что теперь они Леха Шустрика ни на минуту одного не оставят, будут как сына родного охранять.

Шустрик страдальчески закатил глаза к небу и застонал. Пришлось подчиниться.

Время близилось к полудню, но небо затянуло серыми грязными тучами, похожими на больничные простыни. Изредка сквозь прорехи сеялся мелкий колючий снег. Надежды на просветление не было. Солнце забыло дорогу в мрачный мир.

Каково же было удивление Шустрика, когда он увидел багровое зарево на горизонте, словно отражение далекого пожара. Таким бывает закат в особо ясный день, когда воздух прозрачен и каждый клочок тела дрожит от восторга красоты божественного творения.

Этот закат очень не понравился Шустрику, но на обсуждение природных явлений времени не было. Воевода Глухарь и так заждался наглого свободолюбивого сотника.

Одинцов и Шустрик верхом, а Игнат и Слива бегом направились к штандарту воеводы, стоявшему неподалеку.

Серега наслаждался впечатлением, которое оказали на Шустрика носилки. А все-таки это он удачно придумал. В последний день, перед тем как покинуть лагерь, вдвоем с Бобром они уединились в палатке, сооружая непонятную конструкцию. Бобер сначала понять никак не мог, что такое удумал командир, а когда разобрался, с азартом приступил к работе. Были задействованы бойцы из десятка Бобра, а главное – все хранилось в строгой тайне. Не дай бог, Шустрик что-нибудь пронюхает, сюрприз не получится. Сложнее было прятать носилки во время похода. На марше они были не нужны. Серега ждал момента, чтобы преподнести подарок Шустрику, и ему удалось удивить Леха.

* * *

Владетель замка Двенадцати Башен Огин Сорборо был дородным господином лет шестидесяти.

Лысая голова, густая черная борода, прореженная сединой, один глаз затянут белой пленкой, отчего он напоминал тухлое яйцо, другой, мутный, с треснувшими капиллярами, так и рыскал по сторонам, отчего складывалось впечатление, что благородный владетель ищет, что бы такое стянуть, из того, что плохо лежит. Он был одет в богатый красный кафтан, отороченный мехом и покрытый золотым шитьем, на голове шапка с меховой опушкой и двумя лисьими хвостами, свисающими на плечи, на ногах кожаные сапоги, подбитые металлическими подковами.