Волчья хватка
Шрифт:
– Почему?
– Скорее кто-то поет, как в храме.
– Похоже, но это волк. Я позавчера следы видел. Крупный. Несколько часов преследовал – не догнал… Подраться хотел.
– Ты в следах-то разбираешься?
– Ну, так… Приходилось выслеживать зверей. Для схваток… Хотя я не ловчего рода…
– Если в Сиром волки, значит, нет больше буйных араксов.
– Куда они делись? – усмехнулся «снежный человек». – Сидят… А почему вничью? В Судных так не бывает.
Ражный не хотел говорить, что произошло на самом деле, поэтому
– Видишь, тоже сижу в этих лесах, дом срубил…
– Ну, с тобой все понятно! – заключил бродяга, не объяснив, что ему понятно. – А зачем такие хоромы возвел?
– Так, по вотчинной привычке…
– Чего же без окон?
– Вставить не успел…
Ражному все больше не нравились эти назойливые расспросы и советы, напоминающие о приговоре и будущей доле, и потому он, на правах хозяина, демонстративно осмотрел мокрое тряпье – в доме и так было влажно от сырого и теперь сохнущего леса.
– Это ты зря развесил, – заметил он. – Выноси на мороз.
– И то правда, – сразу согласился бродяга. – На улице быстрее высохнет…
Он стал собирать в охапку свое тряпье, а Ражный, словно в братании, начал его додавливать.
– А ты что, весь гардероб с собой таскаешь? – спросил он с усмешкой. – Костюмы… И даже чашу! Зачем они тебе в Вещерском лесу?
Тот уловил скрытую агрессию, но, видимо, вспомнил их встречу на Памире или уважил хозяина, не принял вызова, но в голосе зазвучала обида:
– Вольный, это ведь, считай, бездомный, ни кола ни двора… Нет, землянка-то у меня есть, так что у тебя долго не задержусь. Обсушусь вот и побреду.
Странствующий рыцарь вынес одежду на улицу и развесил по ветвям елей, оставив в избе лишь пакеты с продуктами, чашу и флакон с маслом. А Ражный понял, что переборщил: не след так обходиться с гостем, тем паче старшим на десяток лет по возрасту и вольным араксом, коих принимать в своей вотчине было за честь. Поставив же свой домик и баню, он снова ощутил себя пусть и не настоящим, безременным, но вотчинником.
– Можешь остаться, – предложил он, когда аракс вернулся. – Места хватит.
– Если ты послушник, месяц тебе положено жить одному. – Похоже, бывалый вольный бродяга за десять лет скитаний возле Урочища изучил все правила. – Сороки здесь глазастые, засекут кого – растрещат по всему лесу. Потом бренка сам подселит тебе какого-нибудь трехголового змея!
– Я еще не послушник…
– Не обольщайся! Коли тебя подвели к бренке, послушание уже началось. А эти тощие старцы хитрые, как иезуиты; у них не поймешь, где начало, где конец. Судя по всему, тебя на выносливость испытывают и на вшивость проверяют – сбежишь или нет. А сорокам не доверяй! Они тут все служат настоятелю Урочища и бренкам. Если какая начнет захаживать к тебе и вести провокационные разговоры – гони в шею! Есть тут одна вдова, в старой деревне гнездится…
– Знаю…
– А знаешь, какая стерва? Ух!.. Надзиратель из турецкой тюрьмы – филантроп против нее. Слышал,
– Не слышал…
– Значит, молодой еще, не захватил. Мощный был поединщик, да боярин свел с Нирвой. Про него-то слышал?
– Про него слышал…
– Так вот, на ристалище Нирва вошел в Правило, а выйти не смог или не захотел. Пестеря под дубом закопали, Нирву посадили на цепь в Сиром – и до сей поры сидит. А вдова прилетела сюда с тайной мыслью отомстить за своего боярина. Сам подумай, как она может отомстить, если ей в Урочище хода нет? Вот и бесится сорока, выслуживается перед бренками. Будто никто не догадывается, зачем ее на Вещеру принесло!
Нечто подобное, только в сказочной форме, Ражный слышал от кормилицы Елизаветы, но там все сороки, пришедшие мстить, были благородны и обычно влюблялись в убийц своих мужей, а буйные араксы – в сорок, и в результате вместо мести вдовы освобождали их и уводили из леса, чтобы прожить долго, счастливо и умереть в один день.
– А мне сказали, она счастье здесь ищет, – более для себя самого проговорил Ражный, и потому бродяга не услышал, но оживился:
– Слушай, Ражный!.. Так ты понял, зачем тебя Ослаб в Вещерские леса загнал?
– Дела и помыслы старца не обсуждаются…
– Ладно тебе кроткой овечкой прикидываться. Со мной можно и откровенно, я не опричник. И теперь не аракс. Так, болтаюсь по лесу, даже подраться не с кем…
– Я тоже пока болтаюсь…
– Вотчинники и здесь при месте, – уверенно заявил бродяга. – А еще ты не задумывался, с чего это вдруг Ослаб треть Засадного Полка в эти леса свел? И еще многие на подходе, суда ждут…
– Задумывался, – признался Ражный. – Потом перестал. Замыслы старца неисповедимы для нас, грешных.
– Ой-ёй-ёй! Слова-то какие знаешь. На Памире иначе говорил… Тебя что, не интересует собственное будущее?
– Хоромы себе срубил и успокоился. Будь что будет.
– Не пойму, ты серьезно или придуриваешься?
Если бы за «снежным человеком» не гонялась целая погранзастава со спецназом в придачу и если бы Ражный не встретил его на Памире, мог бы заподозрить, что гость – очередной искуситель, присланный смутить его чувства.
– Болтовни не люблю, – признался он. – Сейчас все обсуждают дела Ослаба, даже сороки. Чего только не наслушался…
– Надеешься, учтут твою преданность воинству и на ветер поставят?
– Мне все равно, хоть на ветер, на снег, на дождь, – уклонился от ответа Ражный.
– А ты знаешь, что делают, когда ставят на ветер?
– Поставят – узнаю…
– Тогда уже поздно будет! – засмеялся бродяга. Он что-то знал о касте избранных. Наверняка должен был знать, скитаясь на Вещере столько лет, однако расспрашивать его о подробностях уже было нельзя.
Захочет – скажет сам…
Победитель олимпийских чемпионов не захотел, и пауза затягивалась. Ражный осторожно вынул из-за печи раму.