Волчья стая

Цормудян Сурен Сейранович

Да, похоже было, что эта юная копия прошлого человека по имени Серафим загнала его в тупик. И это скверно для учителя, оказаться в такой ситуации перед учениками. Надо искать выход. Но, хвала небесам, явился незваный гость, который и свел сию немую сцену на нет.

Массивная дубовая дверь заскрипела древними стальными петлями, отворилась, впустила свет знойного полдня, и в залу вошел человек. Был он невысок ростом, коренаст, с кавказскими чертами, одет в черную пыльную рубаху, черную же кожаную косуху и камуфлированные брюки, заправленные в высокие ботинки. В таком одеянии было

жарко, но это свойственно иноверцам, представитель коих посетил обитель Серафима. В обычное время они так и выглядят. Другое дело, когда они заняты «наскоком».

Ученики оглянулись на визитера и с интересом рассматривали его.

— Ассаламалейкем, люди добрые, — произнес Мустафа Засоль, прикладывая правую руку к сердцу.

— Это как же нехристя в храм божий занесло, отчего небеса не разверзлись молниями и куда смотрела охрана?

— Не мели чепуху, Серафим. Иначе сызмальства научишь казачат неадекватно реагировать на людей другой веры. Ты сильно занят?

— Урок у меня, — развел руками монах.

— Дай ребятишкам продохнуть на воздухе да на солнце погреться после твоего сырого монастыря. Мне охранники на улице сказали, что ты их тут уже третий час без перерыва мурыжишь. — Засоль улыбнулся и недвусмысленно встряхнул мешочком с монетами.

— Ох и всыплю я постовому уряднику за басурманина в православном храме, — рассмеялся Серафим.

— Аллах за это не прогневается. Да и почтенный Иисус едва ли против, иначе как бы я тут оказался?

— Ну ладно, полегче. Дети. — Учитель хлопнул в ладоши. — Отдохните пока. Наш гость явился с серьезным разговором.

* * *

Старинные каменные ступени вели в темный и мрачный подвал монастыря. Мало кто хаживал здесь. Сейчас по ним шаркали сандалии настоятеля и пыльные ботинки рейтара.

Первым шел Серафим с горящей лампадой в руке.

— В карты автомат проиграл? Ну ты, брат, лошара, — веселился монах.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Мустафа. — С кем не бывает.

— С теми, кто не грешит соблазном азартных бесовских игр.

— Все мы грешные, один ты святой.

Они подошли к дубовой двери с закругленным верхом. На ней висел внушительный амбарный замок, изготовленный еще до Великой Смуты. Монах громыхнул висевшей на поясе связкой ключей, нашел нужный. Они проследовали в широкий коридор с новыми дверями по обе стороны. Серафим отворил первую, и оба оказались в просторном помещении с низким потолком, заставленном большими ящиками. То, что висело на стенах, плохо сочеталось с местом хранения — монастырем. Снаряженные лентами пулеметы. Гранатометы разных марок. Бронежилеты. Мечи и сабли. Снайперские винтовки.

— Ну, чего изволишь? — спросил монах, выжидающе глядя на гостя.

— Мне бы уложиться в пятнадцать серебряных монет, нужен калибр пять сорок пять, — ответил Мустафа. — И желательно непользованные.

— Так. — Серафим взглянул на ящики. — Ну, есть «калаши». Советского производства, двенадцать серебряных. Произведенные в Эрэфии стоят одиннадцать. Китайские — по семь. Есть мудреные стволы китайской же разработки, но как раз под этот патрон. Стоят девять. Наши «калаши» с подствольником — по четырнадцать. Есть, кстати,

«абакан». Ни разу из него не стреляли. Тоже с гранатометом, но стоит двадцать.

— А без патронов?

— Так они все без патронов продаются. За патроны отдельная плата.

— Побойся бога, Серый.

— Вот только проповедей мне не читай, — поморщился монах.

— Грех это. Мало того что торгуешь в святой обители, так еще и оружием.

— И что есть оружие? Это всего лишь предметы. Убивают не автоматы и не пули, а руки. Человек, нажимающий спуск. Не нравится — ищи дешевле.

— Да нет, — улыбнулся Мустафа. — Я знаю, что здесь гарантия качества.

— «Наскок» намечается?

— Возможно. Пока не разобрался. Ваши казаки передали, что Полукров меня срочно ищет. Может быть, дело и намечается. Да и вообще, сам знаешь: рейтар без оружия — все равно что имам без штанов.

— А вот нехрен в азартные игры играть. Ладно. Тебя и братков твоих давно знаю. Уверен, что не во зло все это. Отдам «абакан» за твои пятнадцать. Но, прости, без маслят.

— Знал ведь, что на твое великодушие можно рассчитывать.

— Вот и пользуетесь все моим великодушием, ироды.

Серафим поставил лампаду на один из ящиков. Открыл тот, что стоял рядом, и извлек черневший вороненой сталью автомат. Перекрестил его, приговаривая:

— Храни берущего тебя во владение от погибели и соблазна напрасной крови. Неси воздаяние, угодное Всевышнему. Дай ему силы не лишать жизни, ежели не будет на то воли Божьей. — Затем протянул «абакан» покупателю. — На. Держи. Будешь выходить — повесь за спину, поперек тела. Ствол должен торчать справа, а приклад над левым плечом. Это знак охране, что честно куплен, а не стырен подло.

— Да ладно, их старший знает меня.

— Порядок есть порядок.

Мустафа повесил оружие, как велел монах. Затем протянул мешочек с монетами.

— Возьми. Проверь, пересчитай.

— Да ты меня вообще за барыгу держишь, некрещеный? — усмехнулся Серафим. — Тебе я верю.

И тем не менее он стал пересчитывать монеты.

* * *

Распряженные лошади паслись в сторонке, отдыхая от телег, в которых приехала на учение детвора и охранники, обеспечивавшие их безопасность. Один из казаков засел с биноклем и снайперской винтовкой в колокольне монастыря. Двое пасли лошадей, отгоняя от них кровососущих насекомых. Еще двое собирали в ближайших кустах ягоды, действуя по принципу: одну в рот, одну в плетеную корзину. В телеге на соломенной подстилке дремал урядник. Он лишь приподнял голову, когда услышал гомон детей, вышедших из монастыря на внеплановый перерыв.

Детвора обступила черный мотоцикл с коляской. Кто-то из мальчишек понахальнее нашел смелость даже оседлать его и дергать руль.

Мустафе эта картина не очень понравилась. Для рейтаров мотоцикл являлся чем-то намного большим, нежели просто транспортным средством. Это было нечто сокровенное и одушевленное, заслуживавшее ревностного отношения.

— Саня! Сань! Я же просил! — окликнул урядника Засоль, сокрушенно разводя руками.

Старший приподнялся в телеге и взглянул на гостя, затем — на облепившую мотоцикл детвору.