Волга-мачеха

Колбасьев Сергей Адамович

Волга-мачеха

1

– Который здесь командир?

Валерьян Николаевич опустил книгу и взглянул на человека, стоявшего в дверях кают-компании. Матрос, но не свой. Форменный бушлат, серая ушастая шапка, а лицо скуластое и чужое.

– Я командир. Что случилось?

Чужой подошел к столу и сел, не снимая шапки. Откинувшись на спинку стула, долго, не мигая, осматривал командира, а потом развешанные по стенке картинки. Преимущественно это были английские девушки.

Молчание не всегда приятно. Судовой

минер не выдержал, кашлянул.

– Кашляете?
– неодобрительно спросил вошедший.

– Кажется, да, - ответил минер и, по-птичьему скосив голову, добавил: Холодно на вас, гражданин, смотреть. Очень уж вы закутаны: бушлат, шапка и тому подобное.

Человек в бушлате усмехнулся, но шапку снял. У него был квадратный, коротко остриженный череп.

– В чем дело?
– спросил Валерьян Николаевич.

– А в том, что меня назначили к вам комиссаром.

Комиссар - это последнее изобретение. Кажется, более опасное, чем председатель судового коллектива. У него какая-то полнота власти в каких-то нежелательных случаях. Валерьян Николаевич привстал и негромко сказал:

– Очень приятно. Моя фамилия Сташкович.

– Насчет приятности посмотрим.
– Комиссар откинулся на спинку стула.
– Моя фамилия Шаховской.

– Из княжеского рода?
– осведомился минер.

– Нет, - точно сплюнул, ответил комиссар и всем телом повернулся к минеру. Этот белобрысый офицерик с улыбочкой ему не нравился.
– А вы здесь что делаете?

– Чай пью, с вашего разрешения.

– Это наш минный специалист - товарищ Сейберт, - вмешался командир. Странно называть Сейберта товарищем, но этого требует дипломатия.
– А вот товарищ Зайцев - наш механик. Штурман и артиллерист сейчас, к сожалению, на берегу.

Из-за пустяков шуметь не приходится. Комиссар встал.

– Знакомиться на деле будем. Меня из Нижнего прислали. За вами. Больно медленно ползете.

– Скорость от нас не зависит. Сами знаете, идем на буксирах.
– Командир развел руками.
– Идем по шестнадцати часов в сутки, а больше нельзя из-за темноты.

– Когда снимаемся?

– Около шести. Раньше не стоит.

– Ладно.
– Комиссар взял со стола свою ушастую шапку и медленно ее натянул. Завязал тесемки и, не прощаясь, вышел. Гулкими шагами прошел по трапу, а затем по железной палубе над самой головой. У него была тяжелая походка.

– Веселый мужчина, - сказал Сейберт, но никто ему не ответил. Механик был настроен совершенно безразлично, а командир барабанил пальцами по столу и озабоченно рассматривал свою руку.

За бортом тихо плескалась вода. Издалека доносилась гармоника. Потом смех и визг. Это команда организовала на берегу бал - танцы с девицами из соседней деревни.

– Александр Андреевич, - сказал наконец командир.

– Есть, - отозвался Сейберт.

– Я попрошу вас держаться корректнее с нашим комиссаром и впредь воздерживаться от мальчишеских выходок,

– Есть держаться и воздерживаться, Валерьян Николаевич.

Командир с силой провел рукой по

лбу и, облокотившись на стол, закрыл глаза. Он был очень утомлен. Ему пришлось дожить до дня, когда офицеры потеряли уважение к старшим.

Штурмана "Достойного" звали Вавася.

Звали так, во-первых, потому, что он был Василием Васильевичем, во-вторых - чтобы отличить от Васьки Головачева, судового артиллериста, но главным образом потому, что он заикался. Сейчас он был сильно взволнован и судорожно путал слоги.

– Ко-ко-кок, - сказал он наконец.

– Может быть, гонокок?
– предположил Сейберт.

– Да нет! Ко-кок!
– возмутился Вавася и разъяснил, что кок не хочет резать петуха.

Того самого петуха, которого он в деревне выменял на галстук. Тот самый кок, которому он подарил старые штиблеты, заявляет, что это не его дело. Его дело - командные щи! Не собирается за господами ухаживать! Сукин кок!

– Формальное отношение к службе, - заметил Сейберт.

– Петуха все-таки нужно зарезать, - сказал механик Зайцев. Его интересовала практическая сторона вопроса.

– Правильно, товарищ Кроликов. Иначе он не захочет сидеть в кипятке, и мы не сможем сварить из него суп.

– Дурак!
– с неожиданной четкостью сказал Вавася.

– Василий Васильевич, - голос Сейберта стал сухим и деревянным, - прошу вас держаться корректнее и впредь воздерживаться от мальчишеских выходок.

Дверь в каюту командира внезапно и бесшумно закрылась. Сейберт улыбнулся.

– Петуха надо зарезать, - повторил Зайцев.

– Совершенно справедливо.., Кто здесь младший? Мичман Федосеев, Василий, возьмите наган и, выйдя из помещения, умертвите птицу. Цельтесь в голову. Чтобы избежать кровопролития на верхней палубе, рекомендую сесть на отвод над любым из наших винтов.

– К свиньям!
– запротестовал штурман.
– Сам иди!

– Нет, сердце мое, пойдешь ты. Ты дежуришь по кораблю.

– Да! Ты дежурный по кораблю, - подтвердил Зайцев.

Вавася, вздохнув, пошел за наганом. Ему очень не хотелось стрелять петуха, но делать было нечего. Неписаный устав кают-компании "Достойного" возлагал на дежурного по кораблю несение обязанностей одной прислуги. Устав считался с тем, что дежурному больше делать было нечего.

За закрывшейся дверью по-куриному прокудахтал петух, которого Вавася взял за ноги. Потом над головой прогремел штуртрос. Положили руля и, надо думать, как раз вовремя, потому что под правым бортом зашипел песок.

– Полдюйма под килем, - пробормотал Сейберт и задумался.

Старые штурмана желали друг другу полдюйма воды. А теперь наплевать, хоть полтонны камней. Странное дело: оказывается, можно привыкнуть даже к ударам о грунт. К ударам, от которых сосет под ложечкой и приходят в голову разные мысли... Это потому, что за похфД их было больше, чем бывает за двадцать кампаний. Их даже перестали считать и отмечать в вахтенном журнале.

Расплющив папиросу в пепельнице, Сейберт покачал головой: