Волгины
Шрифт:
Иван Дудников и Микола Хижняк бережно приняли из рук начальника политотдела кандидатские карточки.
От волнения Дудников не сразу нашелся, что сказать. Отдав честь, он сказал всего несколько слов:
— Клянусь, товарищ гвардии подполковник, не отступать с этого места, где стою, ни на шаг, а идти только вперед. Да вы меня уже знаете. Свое командование я не подведу.
— Я тоже клянусь! — присоединил свой голос к голосу друга Микола Хижняк.
— Ну, а теперь… Как старых однополчан… По-свойски.
Алексей обнял, поцеловал Дудникова, потом Миколу. И,
— Тут старая дружба. От самого Днепра.
И, скупым жестом поправив на голове каску, Алексей первым вышел из землянки.
Майор Соснин ушел в соседний батальон, и Гармаш провожал Алексея одного до уже знакомой березовой впадины, где стояла его замаскированная машина.
Оставшись вдвоем, они разговаривали, как друзья.
— …Когда же наступать будем, Прохорович? — спросил Гармаш. — Ведь все готово. Все.
— Потерпи, Артемьевич. Скоро, — ответил Алексей.
— Как скоро? — поморщился Гармаш.
Алексей молчал.
— Ты знаешь, — с досадой заговорил Гармаш. — Почему не скажешь? Почему сидим, ждем, не понимаю.
Алексей взял комбата за локоть, ответил с укоризной:
— Эх, Артемьевич! Такой серьезный командир. Два года войны прошел, а рассуждаешь, как новичок. Разве ты не заметил, как развиваются наши операции? Ничего в них нет случайного, лишнего. Все, что произойдет здесь, у нас, будет только частью великого плана. Могу тебе сказать, и готовь бойцов к этому: начнем не мы, а немцы… А там видно будет. Удовлетворен?
Гармаш пожал плечами.
— Не совсем. Почему не нам начинать? Старое дело: выматывай из врага кишки активной обороной и только потом бей его…
— Не согласен, значит? Тогда пиши во фронт… в Ставку, — пошутил Алексей.
— А ну тебя, товарищ гвардии подполковник! Не в согласии дело, а во времени, — отмахнулся Гармаш.
— И время рассчитано, — спокойно возразил Алексей.
Они остановились под нарядными, посеребренными солнцем березками.
— Я хочу сходить в санвзвод, — сказал Алексей и пытливо взглянул на комбата. — Брата я своего встретил здесь… Летчика, помнишь? Теперь на нашем фронте воюет. Хочу сообщить приятную новость сестре…
— Вот и хорошо. Есть кому защищать теперь нас с воздуха, — засмеялся Гармаш, но тут же стал серьезным. — А сестру ты бы взял отсюда, Прохорович. Чую, будет тут жара, а Татьяна, уж очень нетерпеливая: попрежнему лезет куда не следует. На днях ранили у меня одного в секрете. Не успел я распорядиться послать людей, а она с этой Тамарой уже через окопы да к секрету. Хорошо — все обошлось. Там же, в засаде, перевязали моего солдата и притащили. Это девчата-то…
— Вот и хорошо. Зачем же переводить ее? — спросил Алексей. — К чему эти разговоры, капитан?
— Да ведь жалко девицу. Сам посуди, Прохорович, может пропасть. Иной раз совсем ни к чему храбрится. А тебе что? Переговорил бы с начсандивом и взял бы ее к себе.
На лбу Алексея залегла глубокая складка. Казалось, он напряженно обдумывал предложение Гармаша.
—
Гармаш пожал плечами, как бы сказав: «Ладно. Воля ваша. Вы начальство, вам виднее».
— С Труновским ладишь? — чтобы переменить разговор, спросил Алексей.
— Пока больших боев нет — терплю.
— Уж очень плох, что ли?
— Да нет, дело свое делает, но как-то скучно, вяло. Какой-то он бескостный, — поморщился Гармаш. — Не прощупаешь. Все молчит, в бумажках своих копается. Ну, он молчит и я молчу. Опять рапорт какой-то замполиту полка Соснину сунул. Все на болезнь жалуется. Забрали бы его от меня, что ли? Ехал бы лечиться от своей душевно-желудочной болезни!.. И бойцы его будто не видят, будто его нет. Право, помог бы нам от него избавиться, Прохорович. Намучаюсь я с ним, когда начнутся бои.
— Вот в бою его и надо проверить, — сказал Алексей.
— А чего проверять? Его сразу видно. Не молоденький и не из училища приехал. Так, болтается в армии неизвестно для чего. Как будто и вреда от таких нет, но и пользы никакой.
— Ладно. Мы еще посмотрим, — сказал Алексей, прощаясь с Гармашем.
Отыскав в кустах свою старенькую «эмку», он взял из кузова какой-то сверток и, сказав шоферу, чтобы дожидался, направился к санвзводу.
Алексей вспомнил, как недавно он зашел к начсандиву, и лишь для того, чтобы повидаться с Ниной, сам вызвался передать для нее посылку с медикаментами. Он не видел Метелину недели две, стараясь заглушить думы о ней напряженной работой. Но это ему плохо удавалось. Как только он оставался наедине со своими мыслями, так перед ним возникали то ее серые, с своеобразным разрезом глаза, то невысокая, по-девичьи стройная фигура, то наивный узелок пепельно-русых волос на затылке под пилоткой, то мягкая, словно в чем-то укоряющая улыбка…
Жизнерадостный гомон птиц наполнял лес, как разноголосые звуки сыгрывающегося оркестра. Лучи солнца просвечивали сквозь совершенно неподвижную листву. Во впадине стояла влажная, пахучая духота.
Алексей поднялся на пригорок и между белых стволов берез увидел сидевших у входа в землянку Нину Метелину и Таню. Они о чем-то тихо разговаривали.
Услышав шаги, Таня первая обернулась, вскочила и подбежала к Алексею.
— Алеша! А мы только сейчас говорили о тебе. Гадали, придешь ли навестить. Нам уже сказали: начальник политотдела в батальоне.
— Телеграф, оказывается, хорошо работает, — улыбнулся Алексей.
— Это вам, — теперь уже совершенно спокойно сказал он и передал Нине сверток. — От начсандива.
— Благодарю, товарищ гвардии подполковник.
Нина с любопытством взглянула на Алексея; взяв сверток, ушла в землянку.
«Вот и вся встреча, — печально подумал Алексей. — Как может быть здесь что-нибудь личное? „Слушаюсь!“, „Все ясно“, „Будет исполнено!“» И он посмеялся в душе над своими недавними мыслями.