Волгины
Шрифт:
Ответный огонь неприятеля был беспорядочным и не таким сосредоточенным, как этого хотелось фашистскому, командованию Артподготовка противника была сорвана, и как только с отдельных, заранее разгаданных советским командованием направлений двинулись ударные колонны «тигров», их встретили, засучив рукава, артиллеристы и бронебойщики — заработали противотанковые и самоходные пушки и торчавшие из каждого окопа и каждого куста бронебойные ружья..
Было только пять часов, а сражение уже разыгрывалось со всей силой.
…Алексей смотрел в бинокль на затянутый пылью и дымом оборонительный рубеж полковника
«Неплохо кладут, сволочи!» — пробурчал стоявший рядом и наблюдавший в стереотрубу генерал. Как бы в подтверждение его слов, не менее дюжины тяжелых снарядов и мин веером обложили землянку командного пункта Минут пять невозможно было ни вести наблюдение, ни разговаривать.
Когда немцы перенесли огонь правее, Богданыч, вытирая клетчатым платком с лица пот и пыль, сказал:
— По подозрению лупят. Высотка — значит, долби ее, а насчет КП, пожалуй, и не догадываются.
Телефонисты проверили связь: все полки и артиллерия отвечали. Заработала рация. Командный пункт командира дивизии стоял среди бушующего огня, как маленький, почти незримый островок в штормующем океане.
Едва кончилась артподготовка немцев, повалила авиация. Но теперь она уже действовала не безнаказанно, как в былые, памятные Алексею времена. Навстречу вражеским эскадрильям сразу же вырвались краснозвездные стаи советских истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков. Самолеты в ясном небе закружились с злым жужжанием, как пчелы при вылете роя из улья. Звуки наземного сражения слились с сухим клекотом боя воздушного…
— Вон — пошли! — минуту спустя сказал генерал, не отрываясь от стереотрубы. — Танки пошли.
Алексей плотнее прижал к глазам бинокль. Он впервые вел наблюдение с господствующего над таким большим пространством командного пункта. Когда сидишь в окопе или на батальонном КП, многого не увидишь. Там надо бить лезущего на тебя врага, и при этом невольно забываешь, что делается тут же, рядом. Круг наблюдения ограничивается, суживается до какой-нибудь одной высотки, дороги или курганчика, и кажется — на ней-то и решается судьба всей армии, всего фронта…
Теперь перед Алексеем тянулась полоса на несколько километров. Правда, не всю ее мог обнять глаз, но широкая панорама боя расстилалась перед ним и словно колыхалась в разноцветном дыму и пыли.
Взгляд Алексея был прикован к мельнице. Она стояла, как великан, пытающийся преградить путь вражеским ордам. Мимо нее в обе стороны шли неприятельские танки. Маленькие, похожие на ползущих жуков, приплюснутые спереди, они обтекали ее двумя клиньями и устремлялись прямо на рубеж полковника Синегуба. Один клин, по расчету Алексея, двигался прямо на позиции капитана Гармаша, как раз в то место, где сидели Иван Дудников и Микола Хижняк. Другой, более широкий и тупой, направился по дороге в узкий стык между вторым и третьим батальонами.
Алексей еле успевал отмечать взглядом все, что происходило на рубеже. В обычное время он, пожалуй, ничего бы толком и не разглядел. Но сейчас его
Вот первая косая шеренга тяжелых танков миновала мельницу и ускорила движение. За каждой машиной поднимался ржавый хвост пыли. Танки мчались между поднимающихся темных вихрей, как среди внезапно вырастающих деревьев. Вокруг возникали новые и новые вихри, все гуще, все пышнее. Алексею показалось, что с переднего края повеяло зноем и гарью. Он уже не замечал, что ничего не слышит, что его уши заложило от страшного напряженного гула, рвавшегося со всех сторон в амбразуру КП. Земля дрожала под его ногами…
«Что делается! Что делается!» — вертелась в мозгу однообразная мысль.
И в это самое время Алексей вдруг увидел, как передний танк первого клина будто споткнулся и быстро повернулся боком. Словно фонтан вырвалось из него пламя. Потом черный, прямой, как свеча, столб потянулся к небу. Казавшийся издали маленьким, игрушечным, танк горел на глазах Алексея, точно плавясь на жарком солнце.
— Вы видите? — радостно крикнул Алексей генералу. — Один есть.
— Вижу, вижу, — кивнул комдив, не отрываясь от стереотрубы. Судя по выражению лица, он совсем не радовался первому почину артиллеристов и бронебойщиков.
Фашистские танки стали обходить горевшую машину и, очевидно, снова попали под дружный огонь истребителей-артиллеристов. Вспыхнул еще один танк, потом еще. Движение стальной цепи замедлилось, правая сторона ее распалась. Часть машин застряла в начале атаки, другая изменила направление и устремилась правее, но, видимо, наткнулась на такой же плотный заградительный огонь. Шедшая за танками пехота залегла… Атака захлебнулась…
Теперь уже и Богданыч повеселевшими глазами посмотрел на Алексея.
Со второй танковой волной происходило то же самое, что и с первой. Пылало несколько танков, грохот усиливался, и небо еще больше помутнело от пыли и дыма…
Богданыч охрипшим голосом кричал в трубку, кого-то хвалил, кого-то насмешливо журил, но, как и прежде, не бранился, не горячился.
— Дело как будто пошло неплохо, начподив! — кричал он на ухо Алексею. — Если первую атаку отбили, теперь народ повеселеет.
Многочисленная стая вражеской авиации навалилась на передний край, и к орудийному гулу прибавился сплошной тяжелый грохот рвущихся фугасок.
Перед очередной атакой немцы «обрабатывали» с воздуха первую линию советской обороны.
Не прошло и двадцати минут, как третья волна танков, снова в два тупых клина, двинулась на гвардейские рубежи.
Теперь Алексей насчитал в обоих клиньях пятьдесят тяжелых машин.
«Неужели прорвут?» — сжалось его сердце. Но тут же подумал, что за первой линией обороны лежала вторая, третья и подавил тревогу. Опять вспыхнуло четыре танка, а остальные, не замедляя хода, мчались на выпирающий углом рубеж Гармаша… Видимо, расчет немцев был прост: протаранить, смять оборону, вырваться на грейдер и открыть ворота пехоте. Теперь в дыму и пыли был плохо виден левый край танкового тарана. Его снова встретили в лоб пушкари-истребители и вышедшие на первый рубеж самоходные орудия. Но что это? Алексей до боли прижал к глазам бинокль. Шесть «тигров» перевалили через гребень рубежа и вырвались на дорогу.