Волгины
Шрифт:
Тамара покосилась на Нину, наклонившись к Тане, тихонько добавила:
— Опять вчера коробку пудры прислал!
И прыснула со смеху.
— Сам ездит в военторг и покупает. А тебе Мелентьев ничего не дарит?
Таня вздрогнула, поморщилась:
— Перестань! Ты совсем распустилась.
Она встала, поправила на ремне пистолет, гранаты, взяла плащпалатку с еще не высохшими пятнами крови. На ней так удобно вытаскивать из-под огня раненых.
— Пойдем, Тамара.
— Что ж… Поехали, — сказала Тамара таким тоном, словно
— Идите, девушки, только поосторожней, — приказала Нина и с особенной озабоченностью взглянула на Таню: как бы ей хотелось совсем не отпускать ее от себя!
Таня и Тамара, продираясь сквозь чащу орешника и пригибаясь, двинулись по лощине вверх, по направлению к ротам: туда, в неглубокую впадинку, сползались легко раненные.
Чем выше они поднимались, тем сильнее становился грохот, тем ближе и чаще рвались снаряды и слышнее подрагивала земля. Теперь уже доносился непрерывный гул танков и звяканье гусениц.
Девушки сначала шли согнувшись, потом, когда кусты раздвинулись и впереди вытянулась голая и задымленная, сужающаяся вдали лощина, они легли и поползли по-пластунски, как их учили. Теперь все опаснее становилось поднимать голову: немцы непрерывно обстреливали лощину.
— Танюха, а тебе нравится Орхидор? — спросила вдруг Тамара, когда девушки, прижавшись к земле, пережидали очередной минный налет.
— Отстань, Тамарка, — с досадой ответила Таня, хотя у нее и начинало щекотать в горле от сдерживаемого смеха. Она представила степенного, хозяйственного, влюбленного в подругу старшину и, не отрывая от горячей земли головы, покосилась на нее насмешливо-сердитым глазом.
— Ох, и бесстыдница же ты, Тамара. Вот Гармаш узнает о твоих проделках, он тебя приструнит.
— Не боюсь я твоего Гармаша, — презрительно ответила Тамара. — Разве я виновата, что они пристают ко мне…
— Кто это они?
— Ну, Коробко, Арзуманян и еще кое-кто…
— И Арзуманян? — удивилась Таня.
— Да. И Рубен. Он мне самой нравится, так что же? А тебе Мелентьев разве не нравится? Тихий, интеллигентный, скромный, даже удивительно встретить такого на фронте. Я вижу: ты по нем вздыхаешь.
— Что ты говоришь? Откуда ты взяла, что я вздыхаю, — надула Таня губы и отвернулась. — Ты вот что, — строго сказала она через минуту. — Оставь-ка свою неуместную болтовню. Вперед! Поняла?
Тамара пропищала:
— Слушаюсь… Орхидор!..
И снова смешливо фыркнула.
«Это у нее от нервов», — подумала Таня, смягчившись.
Вскоре смешливое, возникшее от излишнего возбуждения, настроение девушек иссякло. От грома и свиста не только говорить, но и думать о чем-нибудь постороннем стало невозможно. Навстречу им показался тяжело ползущий боец. Таня и Тамара, сразу забыв об осколках и пулях, вскочили, подбежали к нему.
Боец был ранен в ногу, чуть пониже бедра, осколком. Он исходил кровью, но полз из последних сил, хватая ртом воздух. На левой раненой
Девушки быстро наложили жгут, сделали перевязку. Несмотря на жару, раненый дрожал, стучал зубами, умоляюще смотрел на медсестер.
«Не оставьте, не киньте», — отражалось в его замутненных глазах.
Небо над лощиной попрежнему грохотало…
— Там… в роте ПТР раненые, — раскрыл запекшиеся губы боец и слабо махнул рукой в сторону передовой.
— Придется тебе, Тамара, тащить его на медпункт, — сказала Таня.
— А почему не тебе? — спросила Тамара.
— Я должна идти на передний край, к бронебойщикам.
— И я должна…
Таня гневно покраснела.
— Я приказываю.
Тамара изумленно, будто не узнавая, смотрела на подругу.
— Знаешь что? — Она упрямо сдвинула брови. — А мне велено послать тебя на пункт с первым же раненым. Нина Петровна велела.
Таня вспыхнула, сухо скомандовала:
— Старший сержант Старикова, выполняйте приказание! Отнести раненого на пункт и доложить лейтенанту Метелиной, что я такого приказания, чтобы вернуться, от нее не получала… Ясно?
Тамара теперь смотрела на подругу глазами, полными слез. Тане показалось, что слезы вот-вот хлынут по ее толстым запыленным щекам…
— Ну, Тамарочка, ну, милая… — торопливо кинулась Таня к подруге и обняла ее. — Ну, неси же… А? Какая же ты вредная…
Тамара шмыгнула носом.
— Ладно. Понесу…
Девушки ловко расстелили плащпалатку, положили на нее раненого. Схватив за связанные шнурки, Тамара буркнула: «Бывайте здоровы» и волоком потащила раненого вниз по лощине.
Оставшись одна, Таня снова поползла вперед. Изредка она поднимала голову, чтобы взглянуть, далеко ли еще до траншей. Ей казалось, что воздух горит и трещит над ней… Пыль и дым плыли ей навстречу, выедая глаза.
Таня выползла на бугорок, чуть приподняла голову и замерла от изумления. Перед ней горели десятки громадных костров. Пылающие стальные коробки смешались с движущимися то вперед, то назад танками и самоходными орудиями.
Перед ними из глубоких длинных ям выскакивал огонь. Отовсюду гремел гром, и желтоватые молнии с воем сновали по вытоптанной и обугленной земле. А над всем этим матово светило солнце, и все было таким, как во сне — нереальным и зыбким…
Таня видела близко бои и под Харьковом и под Сталинградом, но такого еще не наблюдала… Она склонила голову, но тут же подняла ее. «Вперед, вперед — там ждут раненые!» — подумала Таня и рванулась вперед.
Сквозь стелющуюся по дну лощины пыль она увидела медленно, рывками ползущего человека. Он словно плыл, делая слабые загребающие движения левой рукой, то поднимая голову, то вновь бессильно опуская ее. Тело его то сокращалось, то вновь вытягивалось и замирало на несколько секунд в неподвижности.