Волхв
Шрифт:
— И дома у вас, все такие большие крепкие, — поддакнул Ставер. — Я таких и не видел ранее.
— Правда ваша, село у нас самое лучшее, — она вдруг погрустнела. — Оттого-то и неймется попам — все хотят лапу свою загребущую на него наложить.
Старики уважительно помолчали, опустили глаза долу.
Первым не удержался Ставер:
— А что, Лара про нашего товарища ничего не узнала?
Старуха приподнялась и бросила ощипанную курицу в корыто с водой:
— Ничего не узнала. Никто не слышал, — она немного искусственно, что старики тот час же уловили, вздохнула. — Подождите уж моих, может, сын знает чего. Завтра должны уж
Старики дружно подняли головы к небу.
— Не-е, — уверенно протянул Креслав. — Ведро накрепко установилось. Как бы теперь жарить не начало.
— У нас вечно из края в край бросает, — поддержал товарища Ставер, — то мокро, то жарко.
Старуха поставила на уличную под навесом печку казанок с курицей и сыпанула в него добрую щепоть соли:
— Скоро харчиться будем. Вот сготовится и сядем.
Старики непроизвольно и почти одновременно сглотнули слюну.
Глава 10
Кленка горбился над очередным заказом — снова сапоги, когда к нему в будку заскочил глашатай из церкви. Только что прошел громкий и долгий ливень, посыльный, видать, от него не укрывался и сейчас по лицу и по рукам его стекали тонкие ручейки воды. Это был Васька-сирота, лихой и придурковатый, расхлябанный, будто совсем без суставов, он гнулся и сгибался во все стороны, чем и заработал место у церковного пастыря на побегушках.
— Чего сидишь? Не ведомо тебе разве, что в храме служба? Колокола не слышал? Все, кому истинный бог дорог, уже там, — он широко перекрестился и тут же снова ухмыльнулся. — Ну, дак чего передать батюшке?
Кленка поднял голову от обувки и недовольно глянул на долговязого парня:
— А чего это батюшка за раба божьего так запереживал? У него что, кроме как за меня, больше не за кого волноваться? Да и некогда мне — работы полно. — Кленка снова натянул сапоги на колодку и повел ножик по широкой подошве, срезая лишнего.
— Ты не юли. Батюшка за всех думает и за тебя. Заметил он, что ты давно в храм не захаживал. Али тебе христианская вера напротивела?
— Что ты городишь, подлая морда. Сказано же тебе, дела у меня. Заказ вот срочный. Если не сделаю, не заплатят. Кто семью мою кормить будет, ты что ли? — Смагин закончил резать подошву и откинул кусок кожи в угол, к обрезкам.
— А где, и правда, семья-то? Что-то Марфы твоей не видать давно. И пострелов не слыхать. Али уехали куда?
— Может, и уехали, твое какое дело?
— Смотри, моего дела, может, и нет. Но вот как бы и твоего скоро не стало. Батюшка охальников не любит. А за тобой наблюдает. И сдается ему, что ты не зря церковью пренебрегаешь. Задумал чего, говори сразу, все равно дознаемся.
Смагин вдруг почувствовал, как мелко задрожали руки. То, что сказал Васька и, главное, как сказал, вызвало очень не хорошие предчувствия. Не мог он сам в такое нахальство впасть, явно наслушался у батюшек. Чтобы тот не заметил дрожь, он опустил нож и быстро сунул его на полочку. И поднялся. Ростом они были почти вровень, может, на вершок Васька пониже будет. В маленькой комнатке сразу стало тесно, и глашатай невольно сделал шаг назад. И чуть не упал, запнувшись, — за спиной оказался порог.
— Ну, так чего передать батюшке, он тебя ждет?
Смагин поднес к его носу худой, перетянутый синими жилами, словно веревками, кулак:
— Катись отсель, пока целый. Или хочешь попробовать?
Васька
— Ну, смотри. Я так и передам, — он резко развернулся, махнул руками, похоже, без костей, и вихляя задом и обходя широкие лужи, направился по улице.
Смагин мрачно проводил его взглядом и скрылся в домике. Бездумно подтянул к себе заготовку, напяленную на «куклу», и застыл в раздумье. «Что же делать? Почему он пришел ко мне? Они что-то узнали про книги? Кто-то увидел и рассказал? И они сразу узелок для памяти завязали? Если сейчас не приду в церковь, они же мне жизни не дадут. Мне-то ладно, но Марфа и дети пострадают. Не хочется очень на их угрозы поддаваться, но не идти нельзя». Смагин медленно поднялся и снова отодвинул заготовку. Через несколько секунд он вышел из будки и кинул чопик на защелку двери, чтобы ветром не открыло. Зачем-то дернул дверь, проверяя. Постоял, прижавшись лбом к прохладным неструганным плахам. Он просто тянул время, идти не хотелось, хоть вой. Торжок по обыкновению гудел на разные голоса, набившие уши Клёнке до того, что он их не слышал. Вдруг сквозь знакомые звуки донесся не часто раздававшийся здесь стук копыт. В тупик на конях, обычно, не заезжали. Кленка обернулся: рядом останавливался дружинник. Он узнал Никиту, давеча спасшего его на дороге.
— Эй, Клёнка, — окликнул тот, не слезая с коня, — заказ на сапоги примешь?
Смагин улыбнулся: появился повод задержаться в будке еще:
— У хорошего-то человека отчего не принять? Сейчас мерку с ноги сниму, — он вытащил из мешочка на поясе мерный складишок. — Подставляй ногу.
Дружинник вытянул ногу в изрядно поношенном сапоге.
Соседи на ближайших рядах, в основном торговавшие тряпьем, сначала поглядывающие на Никиту подозрительно, успокоились и занялись своим делами. Клёнка приставил развернутую мерку к подошве сапога.
— Собирайся и уходи, — Никита не смотрел на него, будто увлеченно поправляя что-то на поясе.
Смагин в первый момент растерялся:
— Чего?
— Кто-то сдал тебя с книгами. Уходи. Если сейчас в церковь не придешь, они пришлют за тобой. Уходи, спасай семью, — дружинник выпрямился и кинул сапожнику серебряную гривну. — Возьми оплату, закупи самую лучшую кожу.
Он повернул коня. С трудом развернулся в узком проходе торжка и отпустил вожжи.
Конь пошагал к выходу, ставя копыта, где получалось, на сухое.
Смагин провожал взглядом удаляющуюся спину дружинника и медленно сворачивал мерный складишок. «Второй раз Никита спасает меня от верной смерти. Чем я заслужил такое благоволение со стороны княжьего человека. Просто потому, что он человек хороший? Может, и так. Хотя, сейчас это не важно, нужно действовать. А не рассуждать. То-то мне так не хотелось идти в церковь. Чувствовал же. А чуть не пошел. Благодарить надо Никиту. Эх, выживу — непременно отблагодарю». — Смагин выдернул чопик и, пригнувшись, вошел в будку.
Собрался быстро. Пока кидал в котомку сапожный инструмент, заготовки на сапоги, рулон дорогой кожи, немного продуктов: сухарей, вареную репу, что готовил себе к обеду, сообразил, что он уже давно готовился к уходу. Где-то в подсознании он не раз отбирал мысленно, что в случае нужды брать с собой в первую очередь. Потому и уложиться в дорогу сейчас труда не составило. Закинул котомку на плечо и вышел, снова заперев дверь на деревянный колышек. Сосед Полкан окликнул:
— Куда это ты на ночь глядя, никак подругу нашел?