Волк в овечьей шкуре
Шрифт:
Через десять минут во дворике караульного помещения его встречал прапорщик Ларкин. Они прошли в комнату начальника караула, где молодой солдат тщательно мыл пол шваброй.
– Отдохни боец в комнате бодрствующей смены и закрой дверь, - скомандовал ему прапорщик и, подождав, пока Чернов разместится на стуле, сам уселся в свое рабочее кресло. Он вытащил из стола журнал вскрытия складских помещений и протянул его Чернову. Тот, ориентируясь по датам, стал быстро его листать.
– Товарищ майор, - обратился
– Правда, - удивился Игорь,- А ты откуда знаешь?
– Игорь Геннадьевич, - на губах Ларкина заиграла лукавая улыбка, - Как только из города позвонили командиру, уже через десять минут об этом гудел весь гарнизон.
– Да, быстро работает сарафанное радио, - констатировал Чернов, вновь погружаясь в изучение журнала.
– Товарищ майор, а вы были на месте взрыва? – опять оторвал его от работы прапорщик.
– Был. Машина восстановлению не подлежит, - предупредил очередной вопрос Игорь.
– Да это понятно, - махнул рукой Ларкин, - я хотел узнать, содержимое бардачка в машине кто-то смотрел?
– А там, как такового бардачка и не осталось. Он оказался в эпицентре взрыва? – ответил Чернов, подозрительно посмотрев на Ларкина.
– Очень жаль, - пробубнил тот, но, увидев вопрос в глазах особиста, пояснил, - У Гордиенко в бардачке был классный нож ручной работы с выкидным лезвием, и ручкой из оргстекла в виде ящерицы. В августе, на День авиации, мы выезжали семьями на море. Так вот, Гордиенко этим ножом резал мясо. Я у него еле выпросил его. В конце концов, Сергей пообещал, что подарит мне его на тридцатилетие.- Он с сожалением покачал головой.
– Жаль, лучше б его машину через месяц взорвали, после моего Дня Рождения.
– Добрый ты, Ларкин, - усмехнулся Чернов и уже хотел опять вернуться к изучению журнала, как вдруг, его будто поразило электрическим разрядом. Он привстал со стула и с надеждой в голосе спросил:
– А ты сможешь опознать этот нож?
– Конечно, - ответил прапорщик. В его глазах появился луч надежды, что нож еще сможет попасть к нему в руки.
– Ты, в котором часу освободишься?
– В 18.30 у нас смена, потом чистка оружия и сдача его в пирамиды. – Ларкин стал вычислять время, прищурив один глаз.- Я думаю, в лучшем случае к 20 часам освобожусь.
– Да, поздновато для опознания, - Игорь в раздумьях почесал затылок.
– Ничего страшного, - оживился Ларкин, - Завтра заберите меня со службы и я с Вами поеду куда угодно, даже на своей машине.
– Это понятно, что службы ты готов сорваться в любое время и куда угодно, - улыбнулся Чернов и вновь стал листать журнал. Сделав пометку у себя в блокноте, он спросил:
– А постовые ведомости находятся здесь или в роте?
– Частично здесь, частично в роте? – ответил Ларкин и стал доставать из тумбочки стопки бумаг.
Чернов схватил их и стал быстро просматривать, затем, найдя то, что искал, он еще раз перечитал документ и спросил:
–
Прапорщик машинально бросил взгляд на бумагу и сразу ответил:
– Здесь. Позвать его?
– Конечно. – От предвкушения скорой развязки у Чернова стали гореть глаза и немного дрожать голос.
Ларкин вышел из кабинета и через несколько секунд в помещение вошел солдат, небольшого роста, в мятой форме, и не по размеру больших сапогах. Он испугано приложил руку к головному убору и представился.
– Присаживайся, Масляк, - Чернов подвинул парню серый табурет и сам подвинулся к нему ближе. – У меня к тебе будет всего два вопроса….
Игорь вернулся в штаб в приподнятом настроении. Для него расследование было завершено, оставалось только систематизировать все свои наработки и передать их Пархоменко для процессуального оформления. К своему удивлению он застал следователя в кабинете командира батальона. Они сидели вместе за столом и под неприхотливую закуску допивали очередную бутылку водки. У Гуцула уже блестели глаза, и повышенную степень опьянения выдавал непослушный язык. Пархоменко выглядел лучше, если б не красные пятна на шее, его можно было бы счесть непричастным к этому застолью.
– Что отмечаем?
– обратился Чернов к следователю, а затем посмотрел на комбата.
– Окончание расследования, - ответил Пархоменко, - завтра мы с группой сворачиваемся. Вернемся домой, доложу результаты работы прокурору и закрою дело в связи со смертью подозреваемого.
– Как закроете? – Возмутился Чернов, - Мы же только вышли на след настоящего убийцы.
Следователь встал с места, вытер рот носовым платком и, взяв Чернова под локоть, сказал командиру батальона:
– Извините, Юрий Владимирович, мы с коллегой выйдем в коридор пошушукаемся.
Комбат с понимающим видом кивнул головой и отправил кусочек сала себе в рот.
– Какой след? – раздраженно произнес следователь, едва закрыв за собой входную дверь.
– Какой убийца?
– Ну, мы же нашли резиновый коврик со следами крови в автомобиле Гордиенко. – Стал возмущаться Чернов, - И у нас есть заключение, что кровь принадлежит Рубану.
– А к чему вы пришьете это заключение, если от автомобиля остались одни руины? – парировал Пархоменко, - Не успели мы его изъять официально.
Он на мгновение умолк, а затем добавил, - Да, я и не исключаю, что это могла быть провокация. Настоящий убийца должен был сразу избавиться от такой улики.
– И все же, я прошу Вас остаться еще на сутки. – Настоятельно заявил Чернов, посчитав бессмысленным спорить со следователем.
– А что должно произойти за эти сутки? – усмехнулся Пархоменко.
– Как минимум, найдутся гранатометы, - с аналогичной усмешкой ответил Чернов, - Как максимум, убийца сознается и в хищении оружия и в убийстве.