Волк за волком
Шрифт:
– Слишком много сигарет, - сказала Яэль.
Лука перестал кашлять. Взгляд, которым он ее одарил, был восхитителен. Произведение искусства, сплетенное яростью и эмоцией: Это-был-наш-общий-секрет, вместе с ад-заледенел, приправленный иди-к-черту и да-пошла-его-арийская-мораль-куда-подальше-плевать-я-на-нее-хотел.
Это научит его не жульничать.
На лице Фюрера выразилось отвращение.
– Порок менее успешных
Яэль смотрела прямо в эти ведьмовские глаза и думала, видел ли он когда-либо это. Черноту, изливающуюся из труб лагерей смерти, как кишки. Никогда не заканчивающаяся рвота.
– Я нахожу сигареты отвратительными, - сказала она ему с улыбкой (хотя все ее внутренности чувствовали себя утонувшими и четвертованными.)
Вечер продолжался, перетекая в закуски и коктейли, тосты, поэтично восхваляющие силу победителя Лоу, формальный ужин в прилегающей комнате с прилегающими камерами. Лука сохранял кислое выражение лица на протяжении всех этих церемоний. Фюрер держал охрану близко. А черная кислота в костях Яэль продолжала вскипать, восставать.
А затем, наконец, танцы.
Первый танец принадлежал победителю. Руки Луки крепко сжались вокруг нее, когда он повел ее на танцпол. Яэль схватила края левого рукава, когда поместила руку на плечо Луки (она не хотела, чтобы шелк упал снова, показывая ее свежие повязки). Это был не лучший вальс (он и не мог быть, учитывая ограниченные движения в кимоно). Они больше крутились по полу маленькими, неловкими шажками. Они танцевали более минуты, а затем Лука, наконец, заговорил.
– И когда же свадьба?
– в его голосе была слишком злая насмешка. Слишком настоящая.
– Меня пригласишь?
Он говорил о ней и Фюрере, поняла Яэль. Как минимум, это означало, что ее флирт приняли за чистую воду.
– Ты ревнуешь, - рассмеялась она.
– Ты действительно так удивлена?
– он был серьезнее некуда. Эти львиные умные глаза были мягче, чем она когда-либо могла себе представить. Рука на ее талии была легкой, нежной.
– Ты и правда не знаешь?
Яэль знала. И ее поразило, что несмотря на огромную злость и боль в ее груди, этот парень в коричневой куртке все еще мог найти ее тайники души. Проникнуть в них. Заставить чувствовать что-то новое...
—ХВАТИТ—
—ТЫ ЗДЕСЬ НЕ ЗА ЭТИМ—
Она снова ускользала. Становилась той, кем никогда не была. Той, которая была небезразлична Луке еще задолго до появления Яэль.
Она попыталась максимально донести это до него. Отвергнуть его (и в том числе себе) легко.
– Лука. Я... я не та, которую ты когда-либо сможешь полюбить.
Но к отрицательному ответу Лука Лоу не привык.
– Я знаю, что ты отказалась от брака и Лебенсборна, но я обещаю, со мной все будет по-другому. Я пытался забыть тебя с прошлого года. Но каждая девушка, которую я встречал была скучной
Лицо Луки было даже мягче его глаз. Черты, способные довести сотни тысяч немецких дам до обморока, были окутаны таким количеством эмоций, стирающих всю его жесткость.
– Ты неправа, - прошептал он.
– Никого другого быть не может.
Черт возьми! Он что... делает ей предложение?
Ей необходимо было прекратить это. Быстро. Пока камеры Рейхссендера не учуяли что-то между ними. Пока от всех в зале не послышатся ох и ах, и малейший шанс ее танца с Фюрером не растворится в воздухе.
– Мы никогда не сможем доверять друг другу, - сказала она.
– Чепуха, - Лука покачал головой.
– Мы теперь равны. Помнишь?
Ее нет должно стать сильнее. Оно должно разрушить его надежду. Что-то, к чему Лука больше не вернется. Как минимум на несколько минут.
– Я тебя не люблю, - Яэль не смогла посмотреть на Луку при произнесении этих слов. Вместо этого ее взгляд блуждал по кольцу зрителей. Нашел его. Для него в ее сердце точно не нашлось бы место.
– И никогда не полюблю.
Руки Луки стали жесткими, но он продолжил двигаться. Следовать хореографии танца. Он кружил ее вокруг, так что она больше не видела Фюрера. Вместо этого Яэль подняла голову к потолку, изучая кипарисовое дерево, изображенное прямо над ними.
– Ты всегда метила выше, - его голос сорвался. Неподдельная обида. Музыка замедлилась. Шаги остановились. Танец подошел к концу.
С другого конца комнаты Фюрер отошел от своих телохранителей прямо в центр танцпола, чтобы получить тот вальс, который она ему обещала. Он двигался, как боксер, вступающий на ринг, игнорируя зрителей, перекатывая плечами, взгляд на призе.
– Кажется, твои мечты вот-вот воплотятся в реальность, - Лука даже не попытался убрать из голоса горечь. Он отпустил ее.
– Я иду покурить.
– Прощай, - слово вырвалось, прежде чем она успела его остановить.
Победитель притворился, что не услышал. Он повернулся к ней спиной и направился к двери. Яэль развернулась и столкнулась лицом к лицу с Фюрером. Его рука охватила ее талию, как мясной крюк. Ток в его глазах разрастался и блестел. Он не совсем улыбался, но его губы под усами были голодными и сжатыми.
Музыка вновь заиграла.
Адольф Гитлер был лучшим танцором, чем Лука Лоу. Хотя его движения были брутальными, более сильными. Казалось, он не обращал внимания на ограничения, предоставляемые кимоно Яэль, и вовсе устраняя их.
Все шесть камер столпились на краю танцпола. Шесть идеальных кадров.
В толпе была маленькая щель, у окна. Мир за ним был темным, свет напротив стекла показал Яэль себя. В миниатюре: ее кружил по залу человек, которого она ненавидела больше всех в мире. Он вел ее все ближе и ближе к этой расщелине в толпе. Ближе и ближе к собственной смерти. Еще несколько шагов.